Летопись 1 (СИ)

  Синяя, словно язык висельника, полоса приблизилась вплотную к позициям батальона. То есть на карте вплотную, но если уменьшить масштаб, то до колонны еще почти два километра. Если бы не туман, то электронный глаз спутника показал бы, что это и не колонна вовсе, а вытянувшаяся разжиревшей змеей толпа мужчин, женщин и детей. Кто-то идет пешком, другие набились в кузова грузовых автомобилей, отчего машины стали похожи на телеги, груженые горшками. Вперемежку с гражданскими перемещали свои немытые задницы военные, больше похожие на дезертиров. Люди в форме занимали места на броне боевых машин устаревшей конструкции, сидели в грузовиках, закрыв борта кусками ржавого железа. Вояки кутались в тряпье, прятали лица от холода и совершенно не обращали внимания на то, что творилось вокруг. Дымили полевые кухни, раздражая обоняние смрадом вареной падали. Тучи воронья кружили над головами людей, дурея от запаха множества грязных тел, каркая и опорожняя кишечник. Эта толпа людей и машин называется орда. Враг всегда ходил на Русь ордой. Войско, сколь бы многочисленным и обученным оно ни было, погибало быстро и страшно в лесах, стремительно таяло на бескрайних просторах степей, сгорало заживо в пылающих городах. Грязная, плохо управляемая орда внушала чувство безопасности своими размерами, ибо в ней можно спрятаться, как в огромной куче дерьма, чтобы переждать опасное время.

  Туман опускается ниже, воронье теряется в сером мареве, карканье не режет слух. На негромкие частые хлопки где-то там, в вышине, никто не обратил внимания. Да и не услышал. Смуглая женщина с младенцем на руках сидит на громадном тюке барахла. На шее болтаются бусы – нанизанные на проволоку золотые сережки, когда-то вырванные из ушей с мясом. Кое-как отмыли, повесили... Курчавую голову украшает диадема, похожая на корону – золотые чайные ложки, вставленные в пластмассовое основание. На обеих руках браслеты, грубо сделанные из золотых коронок. Эта женщина старшая жена влиятельного командира, которому рядовые вояки приносят трофеи. И себе немножко оставляют… Черные кудри на макушке взлетают пыльным облачком. Алая, насыщенная кислородом кровь плещется через край короны, лопнувшие глаза брызжут жемчужными каплями. Оторванная голова младенца подпрыгивает, словно мячик и устремляется к земле. Грязное колесо грузовика давит головку, брызги крови смешиваются с грязью. Живые и мертвые падают на землю, как переспевшие плоды. Лавина людей и машин останавливается, а затем приходит в беспорядочное движение. В мгновение ока земля оказывается устланной трупами. Колеса и гусеницы рвут тела на части, вдавливают в сырую почву. Кровь брызжет, заливая триплексы боевых машин и лобовые стекла грузовиков. А с хмурого неба продолжает падать неслышимая и невидимая смерть в виде скрученных спиралью оперенных стрел. Каждая такая стрела, пронзая тело, наматывает около полутора килограмм мяса и жил, дробит кости и рвет внутренности. Выжить нельзя! Контейнера со стреловидными элементами взрываются на высоте нескольких десятков метров, убивая все живое вокруг в радиусе сотен метров. Те, кому посчастливилось выжить под броней или схоронившись в кабинах автомобилей, мгновенно сходили с ума, видя покрытую изуродованными трупами землю. А сверху сыпались разорванные на куски вороны, кружились черные перья и капал кровавый дождь.

  – Отлично сработано! – кивает Знаменский, глядя, как буквально на глазах исчезает синяя клякса орды. – Эти снаряды придумали во второй половине двадцатого века для войны с Китаем, но почти не применялись. Какая-то конвенция запрещала! А теперь-то как пригодились!

  – Осталось только на один залп, – предупреждает начштаба. – На нас еще две орды прет.

  – Вижу. Свяжись со штабом еще раз.

  – Связывался, командир, – тихо произносит начштаба. – Раз десять связывался. Ничего!

  – Тогда узнай, как дела у Тимофеева. Пора все взрывать и сматываться отсюда.