Летом сорок первого

И он жал, изо всех сил жал, тянулся вверх, к трубе, отполированной солдатскими ладонями, медленно, сантиметр за сантиметром приближаясь к заветной блестящей на солнце линии. Вот она на уровне лба, он даже коснулся ее, почувствовав кожей теплоту разогретого на солнце металла, стер капли пота, и они предательски скользнули вниз, по щекам, и неприятно защипали в глазах. Труба поползла мимо носа и пошла дальше, до рта, до шеи. Борис ткнулся подбородком вперед, прижался к трубе шеей и замер.

– Двадцать! – дружно выдохнули солдаты.

– Спасибо! – крикнул радостный Кирасов. – Выручил!

– Боря, полный порядок! – закричал Томашевский. – Рекорд!

Степанов с трудом разжал занемевшие пальцы и сразу скользнул вниз, на взрыхленный песок. Ноги привычно спружинили, и он выпрямился. Усталый, довольный сам собой, с радостным чувством исполненного долга.

– Порядок, – повторил вслед за Томашевским сержант и хмуро добавил командирским тоном: – А в свободный час рядовой Кирасов займется отработкой жима на турнике!

– На перекладине! – выкрикнул Томашевский. – На перекладине, товарищ сержант! И как прикажете после этого понимать теперь солдатскую взаимовыручку?

– Это нечестно! – раздались выкрики. – Не справедливо!

– Разговорчики в строю!

– Постой, постой, – Степанов, ничего не понимая, смотрел на младшего и прямого своего командира. – Я же только что за него норму выполнил?

– Да, ты, Степанов, исполнил свой солдатский долг и проявил боевую взаимовыручку, выполнил сполна норму рядового Кирасова. Это факт и все видели, – на лице сержанта не дрогнула ни одна черточка, оно стало непроницаемым, как стена. – А как в бою я могу положиться на рядового Кирасова? На Кирасова, ежели вдруг будет выбит из строи Степанов? А? Он и за себя-то не сможет, не то что за другого.

Суровая правота сквозила в его словах. Солдаты притихли. Спорить с сержантом было делом бесполезным.

– Отделение, равняйсь! Смирно! Что у нас дальше по расписанию? – сержант вынул из кармана брюк сложенную тетрадку и, развернув ее, прочел:– Отработка приемов рукопашного боя. Защита саперной лопаткой от штыковых ударов врага.

Саперных лопаток было всего пять штук, а винтовки – деревянные, грубо струганные болванки. Но сержант знал свое дело основательно. Разбил солдат по парам. Одни атаковали, а другие защищались саперной лопаткой. У Малыхина приемы выходили четко и гладко. Отбив лопаткой удар штыка, сержант делал стремительный шаг вперед и наносил, имитируя, удар ребром лопатки по шее противника. Этот прием Борису показался знакомым. Он напоминал боксерский прием: отбив ребром ладони раскрытой перчаткой прямого в лицо и, с шагом вперед, нанесение бокового в голову. Борис улыбнулся, вспомнив занятие в боксерской секции, тренера Булычева и своего друга Сергея Закомолдина, как они, наскакивая друг на друга, словно молодые петушки, отрабатывали этот самый прием защиты и атаки. Где сейчас Серега? Жив ли он? Вести с фронта приходят самые неутешительные...

– Борис, держись! – Томашевский энергично провел выпад вперед, тыкая прямо в лицо дулом деревянной винтовки.

Степанов, с поворотом тела, ребром лопатки стукнул по направленному ему в голову стволу, отбил его в сторону, да так резко, что выбил оружие из рук соперника. Винтовка отлетела и упала в вытоптанную траву.

– Сдурел, что ли? – обиделся Эдик. – Сила есть, ума не надо?

– Я ж как в бою.

– Вот именно, как! Думать надо!

– Там думать некогда.

– Ну там и лупи на полную силу. А на мне зачем злость срываешь?

– Какую злость? – удивился Борис.

– Не понимаешь, что ли? Не соображаешь? – Томашевский постучал костяшками пальцев себе по лбу. – Побереги ее для фрицев.

– Рядовой Степанов! Рядовой Томашевский! Почему не работаете? – сержант, казалось, видел и спиной.

Томашевский поднял свою винтовку. Посмотрел на солнце, которое зависло над стадионом и никак не желало опускаться, заливая все вокруг знойными лучами. День продолжался бесконечно. Нудно звенели комары, слышались возгласы солдат, удары лопаток о деревянные стволы. Смахнув капельки пота с подбородка краем ладошки, Томашевский взял свое оружие на изготовку.

– Начали, что ль?

– Нападай! – улыбнулся устало Борис и, работая в полсилы лопаткой, спросил: – Ты тоже письмо получил? Что пишут?

– В Москве карточки ввели, – сообщил Томашевский. – На хлеб и другие продукты. Я же говорил. А на стадионе «Динамо» сортируют какую-то особую воинскую группу, принимают только спортсменов. Для работы по спецзаданию, возможно в тылу врага.

В голосе его звучала откровенная зависть. Борис и сам давно думал о том, что они «влопались» и на фронт скоро не попадут.

– У нас тоже своя, особая, секретная, – усмехнулся Степанов и повертел в руках саперную лопатку. – С новейшим вооружением!