Целую ночь я потом ходил по квартире с выключенным светом, и шептал то «Прости, любимая», то крича в голос, до хрипоты «ТВАРЬ!».
Я не стал приводить все в порядок, просто попытался стереть со своей одежды кровь и уехал.
Я пришел в ту контору, чтобы меня лишили этого ужаса! Почему он остался в моей памяти? Почему?
Бокал в моей руке треснул, пиво пенным водопадом хлынуло на стол, на бармена и на мои брюки. Я вскочил, не глядя, швырнул кошелек на стойку и выскочил на улицу.
Почему? Я бежал, быстро бежал, ведь теперь у меня новое, молодое тело, в сторону той долбанной конторы и того долбанного слепца.
Уже стало темнеть, когда я, задыхаясь, подбежал к нужному перекрестку. В моей памяти всплывали все более конкретные детали, и потому я был весь в слезах, не в силах остановиться и привести себя в чувство. Малочисленные прохожие прижимались к стенам пропуская меня, но меня это уже не волновало. Где-то тут я оставил свой фольксваген.
И точно! Вон он, стоит припорошенный пылью дороги. Естественно, сигнализация не распознала во мне нового владельца, и я просто выбил стекло кирпичом. Сейчас все одинокие бабушки квартала названивают в милицию, ну и пусть! Порывшись в бардачке, я нашел что искал. Тот самый нож, который зачем-то прихватил с собой тогда.
Едва не снеся с петель стеклянные двери, я ворвался в уже знакомую мне приемную фирмы «Начните жизнь заново».
Виктор Кривянцев встал, пригладил ладонью волосы, как тогда. И не стал сопротивляться, когда проскочил всю махонькую комнатку одним рывком, перепрыгнул через стойку и прижал его в угол. Нож привычно лег возле его горла:
— Ведь это так просто, да? — совершенно ровно сказал слепец. Его глаза выбивали из меня душу и еще больше злили, но я застыл. — Так просто для тебя теперь сделать это еще раз? Всего одно движение и ты отомстишь мне, слепому уроду.
— Зачем!! Зачем ты так сделал? — закричал я ему в лицо, дыша перегаром и потом. Я прижал нож плотнее и по дряблой, начинающей стареть коже, скользнула капелька крови. — Я ведь заплатил тебе! Как ты узнал?
— Я всегда знаю. — Ответил мне он, продолжая смотреть на меня. Теперь я был уверен, что он смотрит. — Ты не изменишься оттого, что у тебя нет памяти. Ты убийца.
Я яростно зашипел ему в лицо:
— О-о-о! Тут ты прав! Еще какой! Теперь ведь и тебя могу убить! Отвечай живо, зачем ты это сделал?
— Ты убил и должен ответить за это. Скажи, тебе это понравилось? Ты, властелин жизни и смерти, одно движение и человек не дышит. Тебе ведь это понравилось? И ты хочешь сделать это снова?
Неожиданно силы, которыми я питался все это время, покинули меня и я отпустил его. Меня трясло, так же как и тогда… Когда я убил их. Я посмотрел на свои руки и увидел кровь, моргнул, и она пропала и появилась снова. Теперь она не уйдет уже никогда.
Виктор просто стоял и смотрел на меня.
— Это и есть твое наказание. Совесть и сны, отчаяние и боль потери. Я все это оставил тебе и теперь тебе никуда не убежать от этого.
Мне хотелось убить его, размазать по стене, выпотрошить, но я плакал, бессильно опустившись на пол…
Когда я вышел, открыв уже ставшую мне привычной стеклянную дверцу, возле фольксвагена стоял наряд милиции. Сержант записывал номера и говорил что-то по рации.
Медленно, едва ощущая свои ноги, я подошел к нему и протянул руки вперед:
— Я совершил двойное убийство. — Милиционер сначала было решил, что я шучу и робко улыбнулся, но потом увидел зажатый до сих пор в руке нож. И пятна крови на нем. И мои безумные глаза.
Пока напуганные милиционеры скручивали меня и застегивали наручники, я смотрел на вывеску «Начните жизнь заново» и смеялся.
Я знал, что Виктор Кривянцев в этот момент холодно смотрит на меня.
Дуэль
Перед схваткой следовало хорошенько размяться. Так, чтобы кожа блестела от пота, а мышцы стали тугими и жаркими. Но ему не хотелось этого делать. Наверное, потому что было страшно.
Он знал, что другие бойцы тоже волнуются перед боем и оттого только усерднее разминаются, пытаясь войти в состояние, похожее на боевой транс, разгоняют себя. Он же считал это глупым. Жаль, что он не видит сейчас своего противника.
Раньше, когда он был еще молод и только начинал выступать, у него не было своей раздевалки и своего личного тренера, и доктора тоже не было. Была команда таких же как он юнцов, желающих драться. И тогда, перед выходом в круг, он мог видеть своего соперника, которого секунданты готовили к предстоящему бою. Он смотрел на него, не шевелясь, подмечая, как соперник двигается, как разговаривает, как подпрыгивает на месте и размахивает руками. Это оказывалось очень полезным, многое можно было подметить, но самое важное — привыкнуть к мысли, что сейчас придется сражаться с этим человеком.