Леопард

– У них есть копия запроса Аделе о выдаче визы, даты совпадают. Срок действия визы давно истек, и они, ясное дело, понятия не имеют, где она сейчас. Предложили нам обратиться к иммиграционным властям в Кигали. Мне дали номер, я позвонила, а потом меня, как мячик для пинг-понга, стали перекидывать из конторы в контору, пока я наконец не попала на какого-то англоговорящего начальника, который обратил мое внимание на то, что у нас с Руандой нет никакого договора о сотрудничестве по таким вопросам, вежливо извинился и пожелал мне и моей родне счастливой и долгой жизни. У тебя тоже ничего?

– Тоже. Я показал ван Боорсту фотографию Аделе. Он сказал, что единственной его покупательницей была женщина с крупными ржаво-рыжими кудрями и восточнонемецким акцентом.

– Восточнонемецкий акцент? А такой есть?

– Не знаю, Кайя. Этот мужик ходит в шелковом халате, курит сигареты через мундштук, еще он алкаш и специалист по акцентам. Я старался особо не отдаляться от темы и поскорее оттуда выбраться.

Она рассмеялась. Белое вино, подумал Харри. От красного смеются меньше.

– Но у меня есть идея, – сказал он. – Иммиграционные карточки.

– Что?

– Их заполняют в гостинице, где впервые останавливаются на ночлег. Если в Кигали хранят эти карточки, то я, возможно, смогу узнать, куда уехала Аделе. Это может быть зацепкой. Пока мы знаем только то, что она, возможно, единственная, кому известно, кто был в Ховассхютте той ночью.

– Удачи, Харри.

– И тебе тоже.

Он положил трубку. Он, конечно, мог спросить ее, с кем она собирается ужинать, но, если бы это имело отношение к расследованию, она бы и так сказала.

Харри оставался на балконе до закрытия бара, звон бутылок прекратился, его сменили любовные стоны и крики, долетающие из открытого окна этажом выше. Хриплые, монотонные. Они напомнили ему чаек в Ондалснесе, когда они с дедушкой вставали в несусветную рань на рыбалку. А отец с ними никогда не ходил. Почему? И почему Харри никогда не задумывался об этом раньше? Неужели инстинктивно ощущал, что отцу в рыбацкой лодке не место? И уже тогда, в пять лет, понимал: отец получил образование и уехал с хутора только для того, чтобы не сидеть в этой лодке? И тем не менее отец хочет вернуться и коротать вечность именно там. Странная штука жизнь. А особенно – смерть.

Харри закурил еще одну сигарету. Небо было беззвездным и черным, только над кратером Ньирагонго пульсировало красное зарево. Харри укусила какая-то мошка. Малярия. Магма. Метан. Озеро Киву сверкало далеко внизу. Very nice, very deep.

В горах что-то громыхнуло, звук прокатился по воде. Извержение вулкана или просто гроза? Харри посмотрел в небо. Новый раскат, эхо раскатилось между горами. И еще эхо, из дальнего далека, донеслось до Харри.

Very deep.

Он сидел, уставившись в темноту, и даже не заметил, как разверзлись небеса и грянул дождь, заглушая крики чаек.

Глава 32 Полиция

– Рад, что вы успели вернуться из Ховассхютты до того, как все это началось, – сказал ленсман Кронгли. – Иначе застряли бы там на несколько дней. – Он кивнул на большое панорамное окно гостиничного ресторана. – Но когда смотришь – красиво, правда?

Кайя посмотрела на метель за окном. Эвена тоже всегда зачаровывала мощь природных стихий, даже враждебных.

– Надеюсь, поезд-то мой сюда доберется? – произнесла она.

– Конечно, – сказал Кронгли, неловко вертя в пальцах бокал с вином, так что Кайе показалось, что вино ленсман пьет не очень часто. – Мы этим займемся. А еще гостевыми книгами в других хижинах.

– Спасибо, – поблагодарила Кайя.

Кронгли провел пятерней по своим непокорным кудрям и криво улыбнулся. Голос Криса де Бурга – «Lady In Red» – сиропом тек из колонок.

Помимо них в ресторане было только два посетителя – мужчины лет тридцати, сидящие поодиночке, каждый за своим накрытым белой скатертью столом с бокалом пива, и вглядывающиеся в непогоду в ожидании того, чему не суждено случиться.

– А вам тут не бывает одиноко? – поинтересовалась Кайя.

– Все относительно, – ответил ленсман и проследил за направлением ее взгляда. – Если у тебя нет жены и семьи, то ходишь в такие места, как это.

– Чтобы разделить одиночество с другими одинокими, – сказала Кайя.

– Точно, – заметил Кронгли и подлил им обоим вина. – Но ведь так и в Осло бывает?

– Да, – подтвердила Кайя. – Верно. А у вас есть семья?

Кронгли пожал плечами:

– У меня была девушка. Но здесь стало слишком уныло, поэтому она уехала туда, где живете вы. Я ее прекрасно понимаю. В таком месте, как это, спасает только интересная работа.

– И у вас она есть?

– Мне так кажется. Я здесь всех знаю, а они знают меня. Мы помогаем друг другу. Они нужны мне, а я, ну… – Он повертел бокал.

– А вы нужны им, – сказала Кайя.

– Думаю, да.

– И это важно.

– Да, это важно, – твердо сказал Кронгли и взглянул на нее. Взглядом Эвена. В котором всегда таилась смешинка, брат всегда смотрел так, будто только что произошло что-то забавное или радостное. Даже если на самом деле все было иначе. Особенно когда все было иначе.

– А как Одд Утму? – спросила Кайя.

– А что с ним такое?