Харри пригнул голову, входя в низкую дверь, и в последний момент сумел устоять на ногах: пол в доме был сантиметров на двадцать ниже порога. Внутри пахло благовониями. И был еще один запах, хорошо знакомый, противная сладковатая вонь, – так пахнет от старого человека, когда тот пьет уже несколько дней подряд.
Когда глаза Харри привыкли к темноте, он обнаружил, что маленький, изящный старик облачен в элегантный бордовый шелковый халат.
– Scandinavian accent, – произнес ван Боорст на английском Эркюля Пуаро и поднес к узким губам позолоченный мундштук. – Let me guess. Definitely not Danish. Could be Swedish. But I think Norwegian. Yes?[75]
В трещине стены позади него шевелил усиками таракан.
– Mm. An expert on accents?[76]
– Всего лишь хобби, – сказал ван Боорст, польщенный и довольный. – В таких маленьких странах, как Бельгия, надо учиться смотреть наружу, а не внутрь. Как дела у Хермана?
– Хорошо, – сказал Харри, повернулся направо и увидел две пары глаз, смотрящих на него без всякого интереса.
Одна пара – с картины в рамке, висящей в углу над кроватью. Это был портрет человека с седой длинной бородой, крупным носом, короткими волосами, эполетами, орденской цепью на груди и саблей. Король Леопольд, если Харри не ошибался. Другая пара глаз принадлежала женщине, которая лежала в кровати на боку, прикрыв бедра одеялом. Свет из окна над ее головой падал на маленькую, почти девичью грудь. Она ответила на кивок Харри быстрой улыбкой, сверкнув золотым зубом в ряду белых. Ей едва ли было больше двадцати. Над стройной талией Харри различил металлический штырь, вбитый в треснувшую стену. На штыре покачивалась пара розовых наручников.
– Моя жена, – представил ее маленький бельгиец. – Ну, или одна из них.
– Мисс ван Боорст?
– Что-то в этом роде. Так вы приехали покупать? И деньги у вас есть?
– Сначала я хотел бы посмотреть, что есть у вас, – сказал Харри.
Эдди ван Боорст подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул на улицу. Захлопнул и запер дверь.
– С вами только ваш шофер?
– Да.
Ван Боорст дымил сигаретой, разглядывая Харри всеми складками кожи, собравшимися вокруг прищуренных глаз.
Потом он пошел в угол комнаты, ногой откинул ковер, наклонился и дернул за железное кольцо. Открылся люк. Бельгиец кивком приказал Харри спускаться первым. Харри предположил, что эта мера предосторожности основана на опыте, и сделал, как ему велели. Лестница вела в кромешную тьму. Лишь после семи ступенек Харри ощутил под ногами твердый пол. И тут зажглась лампа на потолке.
Харри выпрямился в полный рост, огляделся. Гладкий цементный пол, вдоль трех стен – шкафы и полки. На полках лежали товары повседневного спроса: бывшие в употреблении пистолеты «глок», такой же, как у Харри, «смит-вессон», ящики с патронами, «калашников». Харри еще никогда не держал в руках знаменитый русский автомат. Он провел кончиками пальцев по гладкому деревянному прикладу.
– Оригинал сорок седьмого, первого года выпуска, – заметил ван Боорст.
– Похоже, он тут есть у всех, – сказал Харри. – Насколько я слышал, самая распространенная причина смерти.
Ван Боорст кивнул:
– Тут два фактора. Во-первых, когда коммунистические страны стали после холодной войны, в мирное время, поставлять сюда автоматы, те стоили не дороже жирной курицы. А во время войны – не больше ста долларов. Во-вторых, что ты с ним ни делай, он действует безотказно, а в Африке это важно. В Мозамбике они так ценят свои «калаши», что даже на флаге изобразили.
Взгляд Харри упал на неброские буквы, выдавленные на черном чемоданчике.
– Здесь то, что я думаю? – спросил Харри.
– «Мерклин», – ответил ван Боорст. – Редкая винтовка. Произведено совсем немного, модель оказалась неудачной. Тяжеловата, да и слишком крупный калибр. Использовалась для охоты на слонов.
– И на людей, – тихо сказал Харри.
– Знакомое оружие?
– Прицел с лучшей в мире оптикой. Самое оно, чтобы попасть в слона со ста метров. Такая винтовка идеальна для покушений. – Харри погладил чемодан пальцами, нахлынули воспоминания. – Да, оно мне знакомо.
– Вам отдам задешево. Тридцать тысяч евро.
– На этот раз я не за винтовкой.
Харри повернулся к открытому стеллажу, который стоял посреди комнаты. С полок скалились выкрашенные в белое причудливые деревянные маски.
– Маски духов народа май-май, – сказал ван Боорст. – Эти ребята верят, что, сбрызнув себя священной водой, станут неуязвимыми для вражеских пуль. Потому что пули тоже превратятся в воду. Повстанцы май-май шли воевать против правительственных войск с луками и стрелами, в шапочках для душа и с затычками для ванны в качестве амулетов. I’m not kidding you, Monsieur[77]. Ясное дело, их скосили. Но воду они любят, эти май-май. И еще белые маски. А также сердца и почки своих врагов. Слегка обжаренные и с кукурузным пюре.
– Ммм, – сказал Харри. – Я и не ожидал, что в таком невзрачном доме полный подвал диковинок.
Ван Боорст хохотнул:
– Cellar? This is the ground floor. Or was[78]. До извержения три года назад.
И тут до Харри дошло. Черные блоки, черная глазурь. Пол там, наверху, лежащий ниже уровня земли.