Облака разошлись, и равнину снова залило колдовским синеватым светом, в котором фосфоресцировали даже тени, замершие, словно в стоп-кадре.
Колкка пошел спать, но Харри догадывался: финн лежит в спальне с открытыми глазами и со всеми прочими органами чувств начеку.
– Если тебе не хватало звездного неба над Гонконгом, посмотри сюда, – сказала Кайя.
– Не помню никакого звездного неба, – сказал Харри и закурил.
– А ты скучаешь по чему-нибудь в Гонконге?
– По стеклянной лапше Ли Юаня, – сказал Харри. – Причем каждый день.
– Ты в меня влюблен? – Она чуть понизила голос и внимательно посмотрела на него, стягивая волосы в хвостик.
Харри подумал.
– Сейчас нет.
Она засмеялась, на лице ее было написано удивление:
– Сейчас – нет? Как это?
– Пока мы тут, эта часть меня как бы отключена.
Она покачала головой:
– Ты больной, Холе.
– Ну, что до этого, – Харри улыбнулся кривоватой улыбкой, – то тут сомнений практически нет.
– А что будет, когда эта работа закончится через… – она посмотрела на часы, – десять часов?
– Тогда я, может, опять буду в тебя влюблен, – сказал Харри и положил руку на стол рядом с ее рукой. – Если не раньше.
Она посмотрела на их руки. Увидела, насколько его рука больше. Насколько ее – изящнее. Его рука была бледная, узловатая, в узоре выступающих вен.
– То есть ты можешь влюбиться и до того, как работа будет закончена? – Она накрыла его руку своей.
– Я хотел сказать, что работа может закончиться прежде, чем это пройдет…
Она убрала свою руку.
Харри удивленно посмотрел на нее:
– Я только хотел сказать…
– Слушай!
Харри затаил дыхание и прислушался. Но ничего не услышал.
– Что это было?
– Похоже на машину, – сказала Кайя, всматриваясь в окно. – Что скажешь?
– Да нет, вряд ли, – сказал Харри. – До ближайшей дороги, которая не закрыта на зиму, больше мили. А как насчет вертолета? Или снегохода?
– Или моего больного воображения? – вздохнула Кайя. – Звука больше нет. Сейчас мне кажется, что его и не было. Извини, когда немного побаиваешься, наступает гиперчувствительность…
– Да нет. – Харри выдернул револьвер из заплечной кобуры. – Нормальный страх и нормальная чувствительность. Опиши, что ты слышала.
Он встал и подошел к другому окну.
– Да говорю же, ничего!
Харри приоткрыл окно.
– У тебя слух лучше, чем у меня. Послушай еще.
Они сидели и слушали тишину. Минуты шли.
– Харри…
– Тсс.
– Иди сюда и сядь, Харри.
– Он здесь, – сказал Харри вполголоса, словно бы разговаривая сам с собой. – Он сейчас здесь.
– Харри, ну теперь у тебя гиперчувстви…
Раздался приглушенный грохот. Звук был низкий, глубокий и будто бы медленно катящийся, не резкий, а глуховатый, как отдаленный гром. Но Харри знал, что гром при ясном небе и минус семи – редкость.
Он затаил дыхание.
А потом услышал. Снова загрохотало, но уже иначе, не похоже на гром, еще ниже, на мощных басах, звуковые волны толкали воздух и ощущались всем телом. Харри слышал этот звук только раз в жизни, но знал, что никогда его не забудет.
– Лавина! – крикнул Харри и бросился к спальне Колкки, которая выходила на гору. – Лавина!
Дверь в спальню распахнулась, на пороге стоял Колка без малейших следов сна на лице. Они почувствовали, как содрогнулась земля. Это была большая лавина. И будь у хижины даже каменный фундамент и подвал, они бы все равно никак не успели туда спуститься. Потому что вслед за финном вылетели осколки окна, выдавленного воздухом, который огромная лавина гнала перед собой.
– Держите меня за руки! – прокричал Харри, стараясь перекрыть грохот, и протянул одну руку Кайе, другую Колкке.
Он увидел, как оба кинулись к нему, и тут воздух словно выдавило из хижины, как будто лавина дышала – сначала выдохнула, потом вдохнула. Он почувствовал, как Колкка до боли сжал его руку, и ждал, когда Кайя сделает то же самое. А потом на хижину обрушилась снежная стена.
Глава 58
Снег