Леонид Филатов

И что спасало Лёню — это его необыкновенное чувство юмора. И вот это чувство юмора, о котором я хотел сказать, оно и раньше играло в его судьбе, и я как-то за своими такими собственными представлениями о природе комического Филатова, как Бастера Китона, пропустил это необыкновенно смешное, необыкновенно смешное, необыкновенно здоровое чувство юмора самого Лёни. Ну вот, я помню, у меня в жизни была грандиозная история, связанная с Лёней, — одна из последних историй. Он начал играть на «Мосфильме» роль Чичерина. А нужно сказать, что у Лёни был такой странный бзик — он мог перенести все и мог здраво относиться к чему угодно, он был умный, широкий, разумный человек. Была вещь одна, которую он ну не мог… он так это ненавидел, что не мог сдержаться. Его прямо колотило от ненависти. Это — различного рода чиновники. Он так их ненавидел, он их называл… а эти, говорит, присоски, эти, говорит, страшные присоски на наших жизнях. Он не мог просто слышать про все эти чиновничьи дела. А он играл одного из первых и самых успешных чиновников ленинской плеяды — Чичерина.

* * *

И он играл Чичерина… и, с одной стороны, ему было, конечно, необыкновенно противно играть этого удачливого и успешного чиновника, а, с другой стороны, нужно было как-то жить. И вот он мне звонит: «Ты где на „Мосфильме“?» Я говорю: «Вон там». Он говорит: «Ну приходи сейчас во второй блок, я в буфете сижу, приходи, мне нужно… я хочу кое-что сейчас рассказать и почитать». Ну я пришел через некоторое время. В буфете никого. А они говорят: «Филатов? Он там на кухне сидит». — «А чего он делает на кухне?» — «Он обедает». Я зашел на кухню. На кухне стоит чан, в нем что-то булькает: буль-буль-буль… Повар, макароны, там, все как надо. И посередине сидит Лёня в костюме Чичерина, повязанный так еще салфеточкой здесь, чтобы не запачкать костюм Чичерина, и что-то лениво ковыряет вилкой. Я пришел и говорю: «Лёня, а чего ты там делаешь?» Он говорит: «Слушай, я так рад, что ты пришел. Я сейчас тебе хочу почитать одну вещь». А я как бы весь настроен по отношению к Лёне, как Бастер Китон, там, значит, весь… Меня до сих пор очень радует как бы феномен Кайдановского, да, Лёня как бы Кайдановский-два. И Лёня берет какие-то бумажки и начинает читать вот такое: «Баба-Яга, ты чавое-то… те до старости живут».

* * *

Я сначала подумал, что он как бы слегка поехал мозгами… Что это с ним? Я говорю: «А что это?» Он говорит: «Я пишу большую эпическую сказку, эпическую сказку про Стрельца… У нее длинное название… молодца… эпическую сказку». Он говорит: «Ты понял какие… это здорово… это точно тебе говорю… „Он ядреный! Он проймет! И куды целебней меду, хоть по вкусу и не мед“». Лёня писал эту сказку, как будто бы дышал чистейшим кислородом юмора, чистейшим кислородом веселья, вообще чистейшим кислородом жизни, жизни… никакой вообще интеллектуальной утонченности, просто жизни. И, я помню, была замечательная презентация этой книги в Театре эстрады, и он пригласил на эту презентацию Михаила Сергеевича Горбачева, с которым мы сидели рядом в партере… Сейчас мне стыдно даже говорить: Михаил Сергеевич Горбачев… Это такая странная, бессовестная, ужасная катавасия, когда все, кому не лень, говорят: это вообще, там, наймит ЦРУ, он вообще все продал, весь Советский Союз, всю Россию продал… Ой… Я помню, в детстве у нас была такая пословица: «Ой, ребята, продал бы я вас, да кто вас купит». Вот продал бы Михаил Сергеевич, да кто нас купит.

* * *

Тут недавно ко мне пришли такие здоровые мордастые ребята. Я говорю: «Вы откуда?» — «Вот мы с телевидения, с такого-то уважаемого, большого канала. Мы хотели бы с вами поговорить… Вот у нас сейчас есть неопровержимое свидетельство, что Виктор Цой — агент ЦРУ и он как мог продавал нашу святую родину кому придется». Цой! Витя Цой продавал! Понимаете! Ну как тут не скажешь опять: продал бы я вас, ну продал бы я вас, сумасшедших придурков, ну кто вас купит? И вот мы с Михаил Сергеевичем — а он был без жены, она где-то захворала и не смогла прийти — мы вышли в перерыве в коридор, и все стали узнавать Горбачева, и все стали к нему вставать в очередь за автографами. А он говорит: «У меня ручка есть, но писать мне не на чем. Конечно, дам автограф…» И ни у кого нет… А очередь, как в Мавзолей Ленина, к Горбачеву… И вот кто-то первый сообразил и побежал к этому самому лотку и купил филатовскую книжку про Стрельца… и уже подошел к Горбачеву, говорит: «Подпишите, пожалуйста». И он посмотрел на книжку и сказал: «Это даже честь — Лёнину книжку подписать». И он стоял почти весь перерыв и подписывал Лёнину книжку… раз… еще раз… еще раз… «Ты чевой-то не в себе, вон и прыщик на губе, и растратишь ты здоровье в политической борьбе». И тратил здоровье в политической борьбе за нормальность и веселость человеческой жизни.

Сукины дети

* * *