Леонард Коэн. Жизнь

Леонарду всегда хорошо удавались благодарственные речи, но на церемонии вручения премии принца Астурийского он превзошёл сам себя. Его обращение к аудитории, в которой были члены королевской семьи и племянница Федерико Гарсиа Лорки, было глубоко личным, но предельно отточенным прозаическим произведением (хотя он и сказал, что всю ночь сидел у себя в отеле, пытаясь набросать текст речи, и в результате не смотрел в свои бумажки). Это обращение было и полноценным выступлением — не менее виртуозным, подготовленным, достойным, скромным, интимным, изящным и исполненным чувства благодарности, чем любой концерт его последнего тура. Леонард начал с обычного выражения благодарности и продолжил привычным самоумалением — заявил, что ему неловко получать почести за свои стихи, так как «поэзия приходит из места, которым никто не управляет, которое никто не может завоевать, поэтому я чувствую себя отчасти шарлатаном». Словно чтобы подтвердить слова о шарлатанстве, он повторил фразу, которую так часто произносил в своих интервью: «Если бы я знал, откуда приходят хорошие песни, я ходил бы туда чаще». Он сказал, что это чувство неловкости побудило его разыскать старую испанскую гитару, купленную сорок лет назад. Он вытащил её из чехла и поднёс к лицу, вдыхая «аромат кедра, такой же свежий, как в тот день, когда я купил эту гитару». «Какой-то голос сказал мне: ты уже старый человек, но ты не сказал спасибо, ты не вернул долг благодарности той земле, где родился этот аромат… [и] душе этой страны, которая дала мне так много».

Леонард рассказал о встреченном в юности молодом испанце с трагической судьбой, который играл на гитаре в парке Мюррей-Хилл, за домом Коэнов на Бельмонт-авеню. Вокруг гитариста собралась стайка девушек, и Леонард тоже подошёл послушать, а потом попросил научить его так играть. За три урока юноша показал Леонарду «шесть аккордов» и фигуру в стиле фламенко, которую Леонард назвал «основой всех [своих] песен и всей [своей] музыки».

Ещё выразительнее Леонард говорил о другом испанце и о том, как он повлиял на его жизнь. Он рассказал, что, начав играть на гитаре, он в то же время писал стихи. Он подражал английским поэтам, которых изучал в школе, но у него оставался неутолённый «голод по голосу». Он сказал: «Только когда я прочёл — пусть в переводе — стихи Лорки, я понял, что этот голос существует». Он не копировал этот голос — «Я бы не осмелился это делать», — но внимательно слушал, что этот голос говорит. Этот голос дал ему позволение «найти в себе некую личность, личность, которая не незыблема, личность, которая борется за своё собственное существование». Ещё этот голос велел ему «никогда не жаловаться всуе, и если нужно сказать о великом и неизбежном поражении, которое ждёт всех нас, это следует делать строго в пределах достоинства и красоты».

Церемония завершилась концертом-трибьютом. Сначала аудитории показали короткое видео, сделанное дочерью Леонарда. Затем пришёл черёд видеоинтервью с музыкантами его группы. Один из членов жюри премии, эссеист, критик и историк литературы Андрес Аморос, прочитал испанские переводы стихов и текстов песен Леонарда в сопровождении сестёр Уэбб. Лаура Гарсиа Лорка назвала Леонарда «лучшим посланником», которого мог иметь её покойный дядя. Затем песни Леонарда исполнили певец фламенко Дукенде, ирландский певец и автор песен Глен Хэнсард и Хавьер Мас из группы Леонарда. Леонард был настоящим ветераном концертов-трибьютов. За последние десять лет он выслушал столько глубоко прочувствованных кавер-версий своих песен, что потерял им счёт. И всё же в его глазах стояли слёзы. Во время заключительной песни, «So Long Marianne» — как почти сорок лет назад в Иерусалиме, когда он пел её на последнем концерте того тура, — он не сдержал этих слёз.

* * *

Сидя за длинным деревянным письменным столом в своём маленьком кабинете, Леонард искал нужную иконку на огромном компьютерном мониторе. Время от времени он останавливался и щёлкал по очередной иконке, но это почти всегда оказывались фотографии его внуков. Он искал цифровую версию буклета своего нового альбома. Не сумев её найти, он встал из-за стола, чтобы найти пробный экземпляр. Буклет нашёлся на книжной полке — рядом с тремя томами главного каббалистического труда «Сефер ха-Зоар», сборником поэзии Чарльза Буковски «Радости проклятых», альбомом литографий Жоржа Брака, книгами самого Коэна, комментарием к Торе «Язык истины», антологией греческой поэзии и фигуркой Аллена Гинзберга с головой на пружинке.