В этом альбоме есть и серьёзность, и лёгкость. Эта музыка прыгает, пританцовывает, падает на колени, склоняет голову в молитве, прижимает шляпу к сердцу и флиртует с женщинами в первом ряду. Открывающая альбом песня «Going Home» написана от лица, по-видимому, Бога или какой-то другой сверхъестественной силы, которая хочет отдавать Леонарду приказы и управлять им как марионеткой; этот Бог недоволен легкомысленным отношением Леонарда к своей работе. Каковая работа заключается в том, чтобы скинуть с себя свою ношу, вернуться домой, за занавес, с пением на устах покинуть земную арену и удалиться в лучшее место — как и полагается старику, как и должен поступить в старости легендарный музыкант, как Боб Дилан в песне «Beyond the Horizon», как Глен Кэмпбелл на альбоме Ghost on the Canvas, как Джонни Кэш почти на всех своих последних записях. Но Леонард Коэн, этот так называемый мудрец («sage») и провидец («man of vision»), на самом деле всего лишь «ленивый ублюдок, живущий в костюме» («lazy bastard living in a suit»), который хочет писать о том же, о чём упорно писал всегда: он хочет написать «любовную песню, гимн прощения, инструкцию по жизни с пораженьем» («He wants to write a love song, an anthem of forgiving, a manual for living with defeat»). Это всё те же старые идеи, что и на первом альбоме Леонарда, да и на всех последующих тоже. Такая мелочь, как старость, не в силах этого изменить. К тому же Леонард всегда был старым. Свою первую пластинку он записал в тридцать три года — лет на десять позже большинства коллег-дебютантов. Ему не требовалось ждать, чтобы возраст придал его словам весомость: этого ему и так хватало. Наоборот, с возрастом он обрёл некую лёгкость — ту лёгкость, которая была так очевидна на его последнем туре, когда он день за днём вприпрыжку выбегал на сцену из-за занавеса.
Как отметил Грег Кот в своей рецензии в газете Chicago Tribune, «Old Ideas не относится к числу этих ужасных старческих альбомов, которые в последнее время клепают все кому не лень. Спустя столько лет [Коэн] всё ещё не угомонился, а его сложные взаимоотношения с любовью и старением описаны с едким остроумием и без всякой сентиментальности» [15]. Китти Эмпайр писала в Observer. «Old Ideas не только о смерти, предательстве и Боге, хотя это сочные темы. Как и следует из его названия, он посвящён всему тому, что делает Коэна таким необходимым автором вот уже шесть десятилетий: желанию, раскаянию, страданию, любви, надежде и отчаянному переигрыванию» [16]. Рецензии были в основном положительные, хотя некоторые критики обратили больше внимания на «финальное поражение», чем на «инструкцию по жизни»: рецензент в Rolling Stone написал, что Коэн «неотрывно смотрит в пропасть вечности, ни на секунду не закрывая глаз» [17], и воспринял новый альбом как прощальное послание, как ещё тёплые мощи святого. «Хоть это немного невежливо, трудно не рассматривать Old Ideas как, возможно, последнюю запись Леонарда Коэна, — писал Энди Гилл в Independent. — Но если это действительно его последняя депеша, по крайней мере, старый хитрец не сдался до последнего» [18].
Тем временем старый хитрец упаковал свой хороший костюм и отправился в короткий промо-тур: Нью-Йорк, Париж, Лондон. У него хотели взять миллион интервью, но он всем отказывал: по-видимому, ему уже не было интересно отвечать на вопросы журналистов. Возможно, это ему никогда не было интересно, но он был не против — то ли из любезности, то ли из любопытства — принимать участие в этой игре и выдавать изысканно построенные, идеально сформулированные бонмо. Вместо интервью с глазу на глаз он устроил несколько пресс-конференций — это были настоящие спектакли для избранных журналистов. Он включал свой альбом, а потом отвечал на несколько вопросов. Точнее, он, мастер уклончивых ответов, изящно парировал почти все из них. Он перерабатывал старые афоризмы и шуточки в журнальные абзацы, готовые для публикации в самых важных изданиях. «Каково вам слушать свои собственные альбомы?» — спросил Джарвис Кокер, звезда бритпопа, модерировавший пресс-конференцию в Лондоне. «Я всё прослушал», ответил Леонард. Кокер спросил его о его последней награде. ПЕН-клуб Новой Англии, американская писательская ассоциация, присудил Леонарду Коэну и Чаку Берри первую в своей истории награду за тексты песен высокого уровня литературного мастерства; в жюри входили Боно, Элвис Костелло, Розанна Кэш и Салман Рушди. Леонард ответил: «Мне понравилось, что я разделил награду с Чаком Берри. «Перекатись, Бетховен, и сообщи новость Чайковскому» — хотел бы я написать такую строчку» [19].
На пресс-конференции в Париже (на которую пришла давняя возлюбленная Леонарда Доминик Иссерманн) Леонарда спросили о смерти, и он ответил абсолютно серьёзным тоном: «Я поневоле пришёл к выводу, что умру». На следующий вопрос, кем он хочет быть в следующей жизни, Леонард-иудей ответил: «Я не понимаю процесса, который называют реинкарнацией», а Леонард-буддист без колебания сказал: «Я хотел бы переродиться в собаку моей дочери» [20].
* * *