Леонард Коэн. Жизнь

Филу Спектору было тридцать шесть лет, на пять лет меньше, чем Леонарду. Это был маленький человек с педантичным характером, горящими глазами, редеющими волосами и невыдающимся подбородком. Одевался Спектор в хорошие костюмы и рубашки с жабо, а иногда в мантию и парик. Все эти наряды подтверждали его репутацию «первого магната молодёжной культуры» (по выражению Тома Вулфа) и давно уже вступившего в свои права императора поп-музыки. Спектор впервые возглавил чарты в девятнадцать лет, записав со своей вокальной группой The Teddy Bears песню собственного сочинения «To Know Him Is to Love Him» («Кто его знает, те его любят») — это название было вдохновлено надписью на могиле его отца. С 1960 года Спектор работал продюсером и вскоре возглавил собственный лейбл. За первую половину 60-х он выпустил больше двадцати хитов.

Фил Спектор был не первым продюсером в истории, но других таких не было. Обычно продюсеры держались в тени — Спектор был звездой, ярким эксцентриком, часто более знаменитым, чем музыканты, которых он записывал. Он фактически делал свои собственные пластинки, используя певцов и музыкантов как кирпичики в своей знаменитой «стене звука» — так описывали грандиозное звучание его записей. «Стена звука» требовала участия целых батальонов музыкантов, которые все играли одновременно: духовые, барабаны, скрипки, гитары — всё это сливалось в единую звуковую массу, которая ещё усиливалась при помощи плёночного эха. Используя этот подход, Спектор превращал поп-баллады и ритм-энд-блюзовые номера, такие, как «Be My Baby», «Da Doo Ron Ron» и «Unchained Melody», в гипернасыщенные, шумные, горячечные мини-симфонии, которые вмещали в свои две с половиной минуты весь восторг и всю боль подростковой влюблённости.

Леонард уже не был подростком. Вполне возможно, что он не был им никогда. Песни Леонарда, как и его стихи, предназначались для взрослых. Он писал утончённые тексты и лаконичные мелодии, которые не мешали его словам дышать, давали слушателю время откликнуться на них. Пение его было безыскусно, а в музыкальном продюсировании, как и почти во всём остальном, он предпочитал изысканную сдержанность. Трудно представить себе, чтобы Леонард Коэн и Фил Спектор захотели работать вместе — наверное, им для этого надо было бы встретиться на свингерской вечеринке и обоим оказаться не у дел. Но по милости Марти Машэта их сотрудничество стало реальностью. Машэт рассуждал просто. У него есть клиент — Спектор — один из самых знаменитых представителей американской поп-индустрии, который переживает трудный период и должен в скорейшем времени предоставить Warner Bros. новый альбом, иначе они оба потеряют кучу денег. И у него есть ещё один клиент — Леонард — артист, который везде, кроме Америки, является культовым, который пишет песни с Джоном Лиссауэром — малоизвестным продюсером, чья пластинка с Леонардом пролетела мимо американских чартов. Спектор слышал Леонарда в клубе Troubadour и сказал Машэту, что Коэн его «загипнотизировал». Леонард признавался в любви к старым записям Спектора: он считал их «такими экспрессивными, что я не отказался бы быть его Берни Топином» [1]^. Так почему бы не свести их вместе? Пусть Леонард пишет тексты, а Спектор музыку. Это решило бы проблему Спектора, а может быть, и проблему Леонарда тоже.

Как оказалось, у Леонарда со Спектором было больше общего, чем могло показаться на первый взгляд, и дело не огранивалось тем фактом, что оба они были евреями с восточного побережья американского континента и имели одного и того же менеджера. Каждый из них остался без отца в девять лет (отец Спектора покончил с собой) и имел близкие отношения с матерью. Оба они горячо любили женский вокал: Спектор часто писал для женщин и в 60-е собрал несколько девичьих вокальных групп. Оба они очень серьёзно относились к своей работе и ревниво оберегали её от постороннего вмешательства. Оба они страдали от приступов меланхолии, а к моменту знакомства у обоих были семейные проблемы и оба много пили. Так началась удивительная история альбома Death of a Ladies’ Man («Смерть дамского угодника»).

Спектор жил в особняке из двадцати комнат, построенном в начале 1920-х годов в испанско-голливудском стиле. Перед домом был фонтан, на заднем дворе — бассейн, вокруг дома — роскошный сад. По периметру была натянута колючая проволока и висели знаки «Не входить». Нарушителей были готовы встретить вооружённые охранники. Когда Леонард впервые поднялся по ступенькам дома под руку с Сюзанной, дверь им открыла горничная, которая провела их мимо старинных доспехов и вдоль стены, увешанной старой живописью и фотографиями в рамах: Ленни Брюс, Мохаммед Али, Мартин Лютер Кинг, Джон Леннон — кумиры и друзья Спектора. Они вошли в гостиную. Там, как и во всём доме, было прохладно и темно; от аквариума и музыкального автомата исходил более яркий свет, чем от гигантской люстры.