Леон

Еще вчера, вчера на закате она сказала мне, что я для нее не существую! Сейчас бы самое время напомнить, холодно улыбнуться, уйти в дом…

– Я отпускаю бороду. Это модно. У меня будет густая, окладистая…

Герда кончиками пальцев коснулась моей щеки. Никакой бороды там не было, был светлый пушок, и капли воды так согрелись на коже, что почти закипели.

* * *

Все вышло совсем по-другому. Я боялся не того, чего следовало бояться, зато некоторые сложности не представлял себе вообще. Я думал, «там» и «тогда» будет одеяло, или простынка, или хоть полотенце, или декоративный фиговый листок, чтобы сохранить немного тайны. Недоговоренности. Хоть свет потушить.

Но поднималось солнце, охочее до мельчайших подробностей.

Сначала мы обнимались на траве у бассейна. Не только поцелуи с девчонками в подсобной комнате, но и взрослые похождения в ночном клубе показались недостоверными, как бифштекс из моркови. Ни мечты, ни сны, ни апельсины из декольте не подготовили меня к тому, что я сейчас переживал.

Ведь это была Герда. Вчера я, кажется, был готов танцевать голышом на помосте в ночном клубе. А сегодня кинулся в джакузи, в воду, лишь бы спрятаться от яркого солнца.

Круглая ванна у бассейна была маловата для кракена, но штатная вместимость – шестнадцать человек, ступеньки-скамьи по кругу и глубина мне по грудь в самом центре. Забиваясь в бурлящую воду, я хотел показаться Герде сибаритом в поисках новизны, но искал всего лишь укрытие, тот самый фиговый листок. Герда без вопросов приняла мою игру и спустилась в теплую пену, будто в кружева.

На ней по-прежнему были джинсы и та самая белая майка на голое тело. Тончайшая и теперь совершенно мокрая. Мне померещились паруса на горизонте.

Плавки зацепились за щиколотку, я отбросил их и пустил в свободное плавание. Герда застряла в своих джинсах, которые, намокнув, сделались подобны поясу верности. Я нырнул, чтобы укротить ревнивую одежду. Это было лучшее погружение в моей жизни, я чуть не утонул.

Наконец она перебросила мокрые штаны вместе с бельем через бортик джакузи, и на траву из кармана вывалился мертвый мокрый смартфон. И я и Герда заржали, как лошади, будто нам показали долгое счастье и веселую жизнь впереди.

Потом я обнял ее за бедра, и кракен вырвался на волю.

* * *

– Послушай, а я вот читал раньше, что ожидания от первого э… раза часто бывают завышены, что это легенда, и не надо настраиваться вот прямо на полет под звездами… на фейерверк, на невесомость, на миллион пшеничных зерен, проросших в один миг, на облака, на музыку в ушах и дикую весну, на такую нежность, что расплавляешься медом… Это вроде бы все подростковые фантазии…

Давно миновал полдень, за окнами светило солнце, попискивали неизвестные птицы на лужайке, а на дальнем фоне каркали вороны, но не зловеще, а развлекаясь. Мы с Гердой лежали обнявшись под тонкой простынкой. Ее волосы до сих пор были влажными и пахли океаном, солью и льном.

Портреты моих предков висели лицом к стене. Рама с Мертвой Ведьмой покосилась, хотя я точно помнил, что вешал ее ровно.

– Ты преувеличиваешь роль физиологии, Леон, – сонно пробормотала Герда.

Теплый воздух из ее рта, вырвавшийся вместе с рассудительными словами, коснулся моей шеи и свел на нет всю мудрость этой фразы. Я не преувеличивал, о нет. Я скорее преуменьшал.

– Для меня – наш первый раз был, когда ты впервые поднялся ко мне на палубу, – сказала Герда. – Ты был совсем ребенок, тебя несправедливо обвинили и собирались убить. Мне было так тебя жаль…

– А мне показалось тогда, что ты… злая. И смотришь на меня, как…

Я прикусил язык.

– Помню твои шаги, – продолжала Герда, пропустив мою бестактность мимо ушей. – Хороший был день. Рассвет, легкая волна. И такое чувство, что я давно тебя знаю, что я хочу, чтобы ты стоял на моей палубе. Даже иногда держался за штурвал…

– Слушай, – пробормотал я, пытаясь вспомнить какие-то ее давние слова. – А Микель, он… у вас с ним когда-нибудь…

– Он как отец, – отрезала Герда. – Он меня вытащил из безмыслия, из пустоты, из кучи распиленного дерева. И не вздумай даже думать в эту сторону.

– Я не думал… то есть… извини.

– Ничего, – сказала она после паузы. – Мое первое человеческое впечатление… после того, как мне отрубили голову, я долго не могла мыслить как человек… так вот, мое первое воспоминание – я в море, у меня деревянные борта, снасти натянулись, будто волосы в тесной заколке, и мачты, как заломленные за спину руки. Но Форнеус был рядом – в своем другом облике. Я совсем не испугалась. Я обрадовалась…

– И как он выглядел?

Она покачала головой, будто удивляясь глупому вопросу:

– Обыкновенно выглядел, как морское чудовище. А как, ты думаешь, он ходит между мирами? На такси? Короче, у нас с ним никогда ничего не было, и быть не могло. Но…

– Но?!

– …Когда я только стала человеком, здесь, на этом берегу, я начала встречаться с парнем. Я хотела убедиться, что у меня ребра, а не шпангоуты, и попа, а не корма…

Я поперхнулся.