Ленин. 1917-3

– Но ведь нью-йоркские агенты русского правительства выдали нам проходные свидетельства в Россию, и, наконец, заботу о русском правительстве нужно предоставить ему самому, – Лев Давидович был, как всегда, логичен.

– Вы опасны для союзников вообще, – ответ полковника по-прежнему не изобиловал аргументами.

– Но позвольте, а почему, собственно, нас сняли с парохода? Как минимум, нам должны были предъявить документы о задержании, но ничего предъявлено не было. Где знаменитая британская законность?

Лицо полковника побагровело ещё больше, хотя, казалось бы, это невозможно. Но старый вояка сделал над собой усилие и попытался реабилитировать подвергнутую сомнению британскую законность:

– Как политические эмигранты, которым, очевидно, недаром пришлось покинуть собственную страну, вы не должны удивляться тому, что с вами сейчас происходит.

Троцкий замер с открытым ртом. Ничего себе! Похоже, господину полковнику не было ничего известно о том факте, что в России произошла революция.

– Вы, вероятно, не знаете, господин полковник, что царские министры, превратившие нас в свое время в политических эмигрантов, сами сейчас сидят в тюрьме, поскольку не успели эмигрировать. Так что мы теперь не политические эмигранты, а вполне легальные российские граждане.

Но это, похоже, оказалось для полковника Морриса, который сделал свою карьеру в английских колониях и на войне с бурами. слишком сложным.

– Я сказал всё, что вам следует знать, – прорычал он, – не смею задерживать. Всего доброго.

Троцкий про себя усмехнулся, сохраняя на лице внешнюю невозмутимость. Ну что ж, этого следовало ожидать.

– В таком случае я прошу от своего имени и от имени остальных пятерых российских граждан, снятых вместе со мной с парохода, дать нам возможность телеграфировать нынешнему российскому министру юстиции Александру Керенскому об этом вопиющем акте произвола со стороны британских властей. Я надеюсь, как интернированные граждане России, мы имеем на это право? Ведь Россия по-прежнему союзница Великобритании, я не ошибаюсь?

Тон Троцкого был сух и бесстрастен, его глаза сквозь очки холодно взирали на полковника.

Тот скрипнул зубами. Эх, с каким бы удовольствием он расстрелял этого наглого интеллигентишку. Но здесь не Южная Африка … к сожалению. Этот парень явно – фигура известная, раз о нём знают даже в Адмиралтействе. И не придраться, требование его абсолютно законно. Они – граждане страны-союзницы Великобритании, и требует он связаться с правительством своей страны. Не подкопаешься.

Чёртовы лорды Адмиралтейства! Им легко – послали телеграмму с приказом снять с судна и интернировать иностранных граждан – а ты крутись тут, как хочешь – и не вздумай нарушить хоть один параграф закона. Ещё и виноватым окажешься. А, гори оно всё синим пламенем!

– Такая возможность будет вам предоставлена, – мрачно сказал он, – Составьте текст телеграммы и список адресатов с точным указанием адресов и титулов. А теперь прошу меня извинить. Дела.

Выходя из дверей кабинета, Лев Давидович успел ещё услышать за спиной сдавленное рычание – “Попался бы ты мне на южноафриканском побережье!”. Троцкий довольно ухмыльнулся.

Он не знал в этот момент, что ситуация на самом деле уже не столь негативна, как ему представляется. Весть о незаконном интернировании русских эмигрантов успела достичь Нью-Йорка, и тамошние социалисты начали готовить митинги с требованием их освобождения.

Завтра-послезавтра те же вести станут широко известны в России, и полетят запросы с требованиями отпустить незаконно задержанных. Вождь большевиков Владимир Ленин, несмотря на разногласия, станет наиболее горячим борцом за его, Троцкого, освобождение. Которое в итоге всего этого и состоится через две с половиной недели. А для него самого, Льва Троцкого, этот арест значительно сократит сроки его трансформации в большевика.

Впрочем, несмотря на незнание, действия Троцким были предприняты абсолюто верные. Телеграмма была подготовлена уже на следующий день, а 6 апреля легла на стол Керенскому.

Но гораздо важнее, что копия телеграммы была направлена и опять же в тот же день получена Петроградским Советом – и немедленно оглашена с его трибуны. Совет принял решение обратиться с протестом как к министру иностранных дел России Павлу Милюкову, так и к посольству Великобритании в Петрограде.

5 апреля 1917 года. Петроград. Утреннее заседание ЦК партии большевиков.

После возвращения из ссылки и эмиграции многих членов ЦК, называть собравшихся в зале каким-то Русским Бюро было бы уже странно. В зале находился практически полный состав ЦК.

После открытия заседания слово взял Каменев.