Ленин. 1917-3

Он на заседании ЦК фактически вызвал тот на открытую дискуссию в массах, и, несмотря на уверенность в победе, всё же несколько беспокоился. Но, похоже, беспокоился напрасно.

Ещё начиная со вчерашего дня (8 апреля), в главнейших комитетах партии и районных организациях началась дискуссия за и против тезисов Ленина, опубликованных в “Правде” седьмого числа. Чем ниже по лестнице иерархии партии, тем эти тезисы получали бОльшую поддержку. Партийные комитеты просто раскололись на две части – верхи против, рядовые члены – за. Районные организации в большинстве за Ленина, местные ячейки – все за. Некоторые рабочие и солдатские собрания даже потребовали немедленного перехода власти к Советам.

Ленину это и было нужно.

10 апреля 1917 года.

Министр иностранных дел России Павел Милюков передал британскому послу Бьюкенену, что российское правительство отзывает свою просьбу об освобождении. Британцы облегчённо вздохнули. Они, в общем, своего добились. Потянули время. Теперь дело можно было не спеша спускать на тормозах. Мол, арестовали по подозрению, проверили. Подозрения не подтвердились. Отпустили.

Забегая вперёд, изложу дальнейшее развитие событий по российским арестантам. Ленин с большевиками продолжали поносить Временное Правительство в том числе за беззубость перед Великобританией, позволяющую британцам держать под арестом российских героев-революционеров.

Посол Бьюкенен, пытавшийся ещё несколько раз объяснить большевикам ситуацию, какой она представляется с точки зрения британцев, был большевиками послан туда же, куда и в предыдущий раз, и в конце концов пришёл к мысли, что “этих людей невозможно заставить прислушаться к голосу разума”, по его же выражению.

Временное Правительство героически терпело поношения от большевиков ещё несколько дней, но в конце концов в результате нового вмешательства Петроградского Совета министр Милюков был вынужден снова обратиться к британским властям с официальной просьбой об освобождении группы Троцкого (теперь так почему-то называли пятерых арестованных в Галифаксе большевиков, ну и плюс к ним, конечно, самого Льва Давидовича).

20 апреля задержанные получили по телеграфу разрешение следовать далее, после чего были посажены на датский пароход “Хелиг Олав”, следовавший в Европу. Немецкие военнопленные аплодировали Троцкому, покидающему лагерь, а лагерный оркестр провожал его “Интернационалом”

Троцкий продолжил свой путь. Его семья снова была с ним на борту судна, а впереди ждала революционная Россия. Не соскучишься.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы в лагере было скучно. Он успел стать единственным переводчиком единственной разрешённой газеты – переводил для немцев и австрийцев, составлявших основной контингент заключённых. Продолжал пропаганду антивоенных идей.

Его речи имели успех, заставлявший нервничать администрацию лагеря. Та попыталась ввести запрет на выступления, но он был опротестован более чем пятью сотнями пленных моряков.

Второй офицер лагеря Витман позже говорил, что если бы арест Троцкого продлился немного дольше, то все немецкие военнопленные стали бы коммунистами. Уже в России – на заседании Петроградского Совета – сам Лев Давидович утверждал, что близко сошёлся с германскими пролетариями. Похоже на правду.

Формальный приказ начальника лагеря, запрещавший Троцкому произносить революционные речи, не помог – тот отказался его выполнять. За что был посажен в заводскую печь , выполнявшую в лагере роль карцера. Дело в том, что лагерь располагался на территории бывшего завода, и печь была единственным сооружением, подходившим для карцера. Как долго Троцкий провёл в печи, на сегодняшний день неизвестно.

Как бы то ни было, заключение в лагере осталось позади, и Лев Троцкий продолжил свой путь в Россию.