Ленин. 1917-02

Тот так и впился взглядом в него. Жёлтые тигриные глаза полыхали злобой. Шляпников буквально ощутил, как цепенеет под этим взглядом, как воля Сталина его парализует. Тот заговорил.

– Ви что ко мнэ как в царской охранке обращаетесь? Нэ Сталин, а ТОВАРИЩ СТАЛИН, – голос звучал глухо, но в то же время яростно, из него буквально сочилась какая-то тяжёлая злоба, – Ви, кажется, вообразили, товарищ Шляпников, что можете сами решать, кто состоит в Бюро, а кто нэт? Ошибаетесь! Я – член ЦК с двенадцатого года. Товарищ Каменев – бессменный член редакции “Правды”. И не вам это менять! У нас тут ЦК партии большевиков или Жандармское Управление? Садитесь, товарищ Шляпников.

Тот послушно, даже с каким-то облегчением сел, чувствуя предательскую слабость в ногах. Грузинский акцент, звучавший в словах этого страшного человека, не забавлял, а напротив парализовал каким-то первобытным ужасом.

Сталин продолжал уже спокойнее, и акцент стал чувствоваться намного слабее.

– Теперь по существу. Наша со Львом Борисовичем позиция была, надеюсь, изложена вчера достаточно ясно. Если непонятно – товарищ Каменев может повторить. Прошу высказываться – у кого есть возражения, дополнения. Если кому-то кажется, что мы неправы – с удовольствием выслушаем. Может быть, мы преувеличиваем популярность в народе Львова и Керенского? Или, может, наше понимание марксизма в приложении к текущей ситуации ошибочно? Прошу высказываться, товарищи … потом будем голосовать

В этот день Бюро ЦК приняло несколько решений, полностью поменявших его курс. Теперь вопросы о конфронтации с Временным Правительством, вооружении пролетариата и подготовки вооружённого восстания на повестке дня уже не стояли.

Редакция “Правды” была изменена явочным порядком, и в неё вошли Сталин, Каменев и Сокольников. Что немедленно отразилось на содержании печатаемого.

Из четырёх писем Ленина из Цюриха, касавшихся вопросов тактики (“Письма издалека”) было напечатано лишь одно, да и то с большими сокращениями. Как Бюро ЦК, так и редакция “Правды” перешли на позиции, которые можно было смело называть антиленинскими. На заседаниях всё ещё звучали недовольные голоса в пользу возвращения к линии Ленина, но Сталину с Каменевым всё время удавалось повернуть ход заседания в нужную им сторону.

17 марта 1917 года. Сталин.

Сталин сидел в углу комнаты. Нахохлившись, втянув руки в рукава старого полупальто. Завтра предстояло очередное заседание Петросовета, а он всё ещё не мог понять – что же происходит … и, значит, как ему, Сталину, себя вести. Да, уже Сталину, а не Кобе. Это он в юности был Коба. Герой, боец. Из тех героев, которые, не задумываясь, достают револьвер и всаживают пулю в сердце врага.

Чушь, французские романы. Коба никогда не добьётся власти. А Сталин – может. Потому что Коба – одинокий герой … ну, в крайности – атаман разбойничьей шайки. А Сталин – вождь. Нет, пока не вождь. Подмастерье вождя. Вооружённый идеями марксизма … дубинка Ленина.

Да, Ленин – вот это вождь. Признанный. Почему-то все эти революционные чистоплюи рано или поздно начинали безо всяких оговорок признавать его вождём. Кто-то сразу … как сам Сталин (хоть и не чистоплюй), кто-то – по прошествии времени. Что же в нём было – такое, чего не было в нём, Сталине?

Пока не знаю … чувствую, но не пойму. Что ж, время есть. Я, Сталин, уже – фигура в партии. Да, меня этой фигурой сделал, бесспорно, Старик. И что … всю жизнь руки ему целовать? Сделал, потому что ему дубинка была нужна. Сам-то – интеллигент … чтобы экс организовать, без Кобы – никак. А деньги распрекрасно принял, сказал – “Спасибо, Коба” … и в глаза взглянул. И надо себе признаться, в тот момент я, Сталин, жизнь бы за этот взгляд отдал. И как он такое умеет? Во взгляде и признание огромной заслуги, и благодарность … и главное, уважение. А уважение Старика дорогого стоит.

Ладно, чушь всё это. Главное – время сейчас такое, что можно и нужно всем показать – я уже не Коба. Я – Сталин. Фигура. Главная фигура в сегодняшней партии в России. Старик сидит в Швейцарии, и неизвестно, когда вырвется на Родину. А я здесь. И кроме меня здесь из фигур такого масштаба только Каменев. Ну, этот сейчас союзник. Теоретик … интеллигент, но авторитет в партии – не из последних. Больше на этом уровне здесь сейчас кроме меня никого нет.

Значит мы, признанные на данный момент авторитеты, только что вернувшиеся из царской ссылки, должны проявить себя вождями. Начало уже положено. Теперь важно правильно продолжить. Соперничать с нами некому – всё это “Русское бюро ЦК” – кисель. Не знают, какой линии держаться. Решительности не хватает.

Ну да, понятно, только что отрёкся царь, а за ним – и великий князь. Царей больше нет, а есть Советы. И есть Временное Правительство. И вопрос в том – бороться с ним, или оказать поддержку. Эти чистоплюи, конечно, поддержку оценят. Этот собачий рефлекс – чувство благодарности – у них ещё не отмер. И поэтому они обречены. Но не сейчас. Пока они нужны, а мы, истинные большевики, взять власть не можем. Кишка тонка … сил не хватит.