Лебедева сразу сникла, исподлобья, со злостью обшарила глазами подполковника. Щеки и верхняя губа покрылись крупными каплями пота. Она подняла руки над головой и басом торжественно запела:
— Господи, меня помилуй… на небесах и на земле..-Христос воскрес, смертью смерть поправ… Кланяйся, кланяйся… Вознеси мя, боже…
Она пропела еще несколько бессмысленных фраз, затихла и опустила голову, вздрагивая всем телом, словно ее била лихорадка. Максим Петрович и Урманов переглянулись.
— Гражданка Лебедева, — заговорил Максим Петрович, разворачивая лист бумаги, который принес ему Михаил, — может быть, вы скажете, кто вам дал молитву «Пришествие Иегова и изгнание дьявола»?
Лебедева не шевелилась, молчала. Сгорбленная спина ее покачивалась от тяжелого дыхания.
— Вы не помните?
— Сторожиха дала, — с шумом выдохнула Лебедева.
— Сама она печатать не может, значит, ей кто-то тоже дал. Вы не знаете, кто?
— Говорила, какой-то монах принес. Она всем раздавала. Халява старая, людей топит, а сама чистенькой хочет остаться? Жила сухая, полную суму золота набрала, да еще выкобеливает! — но, спохватившись, Лебедева затрясла головой и снова запела жалобно, с завыванием:- Господи, помилуй мя… Спаси мя, боже… Отпусти душу на покаяние…
Смешно и противно было смотреть на нищенку. Здоровая с виду женщина выкомаривала черт знает что. Чем ее можно было увлечь, что могло заинтересовать в нашей напряженной многообразной жизни этого опу-стивщегося человека? Какие причины заставляли ее паясничать, воровать, убивать?
Урманов поморщился и позвонил.
Ввели старуху. Не успела она пройти и пяти шагов к столу, как Лебедева вскочила и со сжатыми кулаками бросилась на старуху.
— А, старая лярва, топить вздумала?!
К женщинам подскочил Садык и встал между ними.
— Кулаки оставить! — закричал он. — Давайте драться словами.
Через голову лейтенанта полетела отборная ругань, а он поворачивался то к одной женщине, то к другой, и угрожающими жестами заставлял их пятиться назад.
— Петра обдирала, как липку, стерва седая, да лягавить взялась!
Старуха взъерошилась, пригнулась и, протянув вперед скрюченные пальцы, закричала визгливо и звонко:
— Ах ты, жаба ободранная! Чего халяву раззявила? Мало тебе мужиков было? Девку извела, а теперь на других свалить хочешь? На-ка вот, выкуси!
— Убить тебя мало, старая лярва! И с золотом твоим закопать.
— Ты мое золото не считай. Посчитай лучше мужиков, с какими трепалась. Где твои дети? Сколько душ сгубила?!
— Старая ведьма!
— Потаскуха!
— Обдирала!
— Нищенка!
— Мешок с гнилыми костями!
— Свинячья ляжка!
— Молчать! — вдруг зычно крикнул Урманов и грохнул кулаком по столу так, что обе женщины круто повернулись к нему и затихли. — Крюк помогал закапывать могилу? — обратился он к Лебедевой, но ответила старуха.
— Она заставила, потаскуха!
— Не заставляла я. Он сам, — огрызнулась Лебедева,
— Документы он посоветовал подбросить?
— Он, — Лебедева отвернулась и зашептала молитву,
— Все понятно. По одной буду вызывать. Уведите их! — крикнул Урманов.
Женщин увели. Урманов потер ладонью лоб.
— Немало преступниц видел, а с такими, заядлыми первый раз встретился, — покачал он головой. — На сегодня, пожалуй, довольно, товарищи. Убийца найден. Завтра, то-есть уже сегодня, продолжим разговор в девять. Ты приходи тоже, Миша, я вызвал Поклонова, может быть, понадобишься.
— А я все же поговорю со старушкой, — сказал, поднимаясь, Максим Петрович. — Ты не возражаешь?
— Боюсь, что сейчас из нее ничего не вытянешь.
— Думаю, наоборот.
— Желаю удачи.
Максим Петрович сидел за столом в малюсеньком кабинете Садыка, в котором кроме стола и двух стульев не было никакой мебели. Из единственного окна была видна крыша соседнего дома.
Старуха влетела в кабинет так быстро, что ее широкая юбка разошлась веером. Проворно сев на стул без приглашения, она без промедления начала говорить, продолжая поносить нищенку, Максим Петрович поднял руку и, улыбнувшись, посоветовал:
— Успокойтесь, Марфа Кондратьевна.
— Чего это ты меня величаешь? — взъерошилась старуха.
— Давайте побеседуем спокойненько.
Но старуха, разгоряченная перепалкой с Анфиской и не на шутку обиженная, не вняла просьбе, вновь затараторила торопливо и злобно:
— Нечего мне спокойно разговаривать. Я им покажу, как наводить поклеп! Натворили, а теперь виляют задом, как собака хвостом. Я не глухая. Сама она рассказала по пьянке, как Петька подбивал убить Маруську и помогал.
— Марфа Кондратьевна, об этом вы расскажете подполковнику, — перебил старуху Максим Петрович. — Я хочу с вами побеседовать по другому делу.
— По какому еще другому?
— По божескому.
— По божескому? Да я уже тридцать лет ни в бога, ни в черта не верю.
— А молитвы верующим раздаете…
— Вон что вспомнил! Было такое дело.
— А вы читали эти молитвы?
— Нужны они мне, как мертвому припарки,
— Зачем же вы их раздавали?
— Кто же от денег отказывается? Платили мне, вот я и раздавала. А верующие пусть гундосят, им все равно, какая молитва.
— Кто же вам платил и молитвы давал?
— Витька приносил, все тот же Петька.
— А они где брали? Сами печатали?
— Монашек их снабжал. Да я с ним поскандалила.