Легкая еда (ЛП)

  Ники толкнул Дорис обратно через кровать и помчался вниз по лестнице так быстро, как только мог. На повороте его нога зацепилась за кусок железа, он споткнулся и упал головой вниз.

  "Иисус! Сволочь! Ты чертов ублюдок! Запыхавшийся, ноющий, Ники наклонился вперед, уперев руки в колени. Кусок перил подкатился к его ногам, и теперь он поднял его и с криком взмахнул им на расстоянии вытянутой руки, отправив в полет все украшения и картины с каминной полки. Его запястье и плечо, куда его ударил мужчина, он думал, что они могут быть сломаны. В зеркале он мельком увидел свое отражение, бледное и испуганное. Глупая пизда! Зачем ему было на него лезть? Почему он не дал ему просто бежать? Зеркало висело на цепочке; он разбил его снова. Этого было недостаточно.

  Вернувшись наверх, Дорис Незерфилд склонилась над Эриком, массируя его грудь. Когда Ники ворвалась обратно в комнату, она прижалась к мужу, чтобы защитить его, цепляясь за него, пока Ники поднимал перекладину над головой, а затем опускал ее снова и снова, пока его руки не начали болеть, и ему было достаточно. .

  Впервые увидев кровь, Ники бросила планку и побежала.

  8

  Дом Резника представлял собой солидный особняк в парке Мапперли, недалеко к северо-востоку от центра города. Расположенный на изгибе узкого полумесяца, от дороги его отделяла белокаменная стена и небольшой участок газона. Сбоку был проход, достаточно широкий, чтобы припарковать машину, которой Резник редко пользовался, а за ним растрепанный сад из травы и кустов, вишневое дерево, которое нужно было подрезать, и сарай, остро нуждающийся в креозоте и гвоздях. Вишневое дерево уже отцвело.

  Почти сразу за живой изгородью у подножия сада земля круто обрывалась над участками Хангерхилл-Гарденс, и сердце города было обнажено. Между железнодорожной станцией и ветряной мельницей Снейнтона отчетливо виднелись прожекторы двух футбольных полей, расположенных по обе стороны от Трента. Таунхаусы, которые стояли короткими рядами с начала века, делили землю с изгибами и дворами новой застройки, которые уже начинали выглядеть изношенными и старыми. Вдоль канала склады с облупившимися фасадами, стаями стаек седых голубей, если не больше, стояли рядом с спроектированными архитекторами офисными зданиями и новой пристанью, а также торговым парком супермаркетов, поощряющих нужду и зависть, хорошие амбиции и безнадежные долги. С того места, где он мог стоять, у окна наверху или у края сада, Резник не мог видеть ночлежки, иголки, выброшенные под старой железнодорожной аркой, скамейки и дверные проемы, где спали бездомные, но он знал, что они были там.

  Внутри дома было темнее, чем могло бы быть, если бы его увидели чужие глаза, мебель тяжелая и нуждалась в замене. На первом этаже, напротив, находилась гостиная, удобная и большая, в которой Резник иногда засиживался допоздна, слушая музыку, изредка находя что-нибудь интересное по телевизору. За средней комнатой — свалкой для коробок и старых журналов, всего, что Резник не мог выбросить, — находилась кухня, достаточно большая, чтобы вместить вымытый обеденный стол, набор кастрюль и сковородок, старомодную плиту, холодильник. набитый пакетами из гастронома, кошачьей едой и пивом в бутылках.

  Лестница, широкая, с резными деревянными перилами, изгибалась от центра дома к спальне Резника, ванной, другим комнатам, в которые он редко заходил, пользовались реже. В верхней части дома одна комната была сведена к голым доскам, слои обоев содраны со стен и не заменены. Человек, которого преследовал Резник, убийца, Уильям Дориа, покончил с собой там, на глазах у Рэйчел Чаплин, женщины, которую Резник, пусть и недолго, думал, что любил. Резник потрудился, чтобы стереть с глаз пятна крови, но этого было все, и этого было недостаточно; они еще висели в этой комнате в воздухе, парили, как перья, розоватые и мягкие, которые касались его лица и волновали его память, не давали ей покоя.

  Резник редко туда ходил, поднимался по той лестнице. Однажды он попытался переехать, много раз думал об этом, но каким-то образом остался. Семейный дом, хотя у него не было ближайших родственников, если только вы не включили кошек, а он этого не сделал. Кошки есть кошки, а люди — люди, и Резник знал разницу, он это ясно понимал. По большому счету, он жил всего в трех комнатах, а остальные превратились в прах.

  Когда в тот вечер он пришел домой пешком, после того как Миллингтон и команда уголовного розыска быстро зашли в паб, черный кот Диззи, как обычно, ждал его наверху стены. Резник машинально протянул руку, чтобы погладить блестящую шерсть животного, но Диззи отвернулся от его прикосновения и, подняв хвост, представил Резнику прекрасный вид на его зад, пока тот бежал вдоль стены, а затем в тревоге спрыгнул к двери. быть накормленным. Резник подумал, что изящная инкапсуляция отношений человека с кошками.