Легкая еда (ЛП)

  Он описал, как эта конкретная группа молодых людей, постарше, полдюжины из них, встала из телевизионной комнаты в ту ночь, когда умер Никки, и с важным видом направилась к двери. Как самый крупный из них, по крайней мере такой же большой, как и сам Мэтьюз, если не больше, неторопливо вернулся к Полу, остановил его с ухмылкой и сказал ему оставаться на месте, продолжать смотреть то, что он смотрит, - если он не хочет подняться и посмотреть на них.

  А потом они поднялись в комнату Ники, все шестеро, и заперли дверь изнутри. И он не знал, что делать. Он был напуган, боялся их, как они расхаживали по залу, курили и ругались, а иногда и эти наркотики, которые они откуда-то взяли, и они издевались над ним, обзывали его, угрожали, и он знал это. было слишком поздно, чтобы противостоять им, слишком поздно, и когда крики из комнаты Ники стали такими громкими, что их можно было услышать даже внизу, все, что он сделал, это подошел к телевизору и включил звук.

  — Ты никому не сказал? Хан сказал через мгновение.

  — Нет, не сначала. Не тогда.

  "Но позже?"

  Глаза Мэтьюза были закрыты. — Я сказал мистеру Джардину.

  Что-то похожее на наслаждение застряло глубоко в горле Хана. — Вы рассказали ему то, что только что рассказали мне?

  Мэтьюз кивнул.

  "Павел?"

  — Да, да.

  — А что сказал мистер Джардин?

  Мэтьюз открыл глаза. «Он сказал, что нет необходимости говорить об этом кому-либо еще, особенно на следствии. Он сказал, что это только замутит воду. В любом случае, он сказал, что это вообще не имеет значения».

  «А как насчет другого дежурного сотрудника? Элизабет Пек? Ты ничего ей не сказал?

  Мэтьюс так сильно прижал кончики пальцев к вискам, что, когда он наконец убрал их, на коже отчетливо виднелись бледные овалы. «Ее там не было. Не весь вечер. Пока я не позвонил ей и не сказал, что ей лучше прийти.

  — Она была больна, больна, что?

  Мэтьюз покачал головой. «Она работала на другой работе».

  Хан встал и подошел к окну. На крыше напротив сидел рабочий с пестрым шарфом на голове, пил из термоса и читал газету.

  «Эти юноши, — сказал он, снимая колпачок с ручки. "Как их зовут?" И Мэтьюз сказал ему, каждое имя как гвоздь.

  Резник и Миллингтон решили первыми захватить Ховенден. Перчатка, которую они нашли в его доме? Тот самый, который был обнаружен на месте убийства? Да, согласился Ховенден, это его, ну и что? Он выбросил его несколько месяцев назад, вероятно, перед Рождеством, после того, как потерял второй, проезжая через Пик-Дистрикт. Конец ноября, это было бы. Снег на вершинах, он помнил это. Что бы они ни нашли у Трента, никакой связи, ничего общего с ним.

  Резник не сказал ему, что криминалисты даже сейчас проверяют волокна тела из-под перчатки, найденной рядом с телом Астона, микроскопические частицы кожи, сопоставляя их ДНК с ДНК Ховендена. Это может подождать, пока не придет подтверждение; на данный момент достаточно, чтобы оставить его трясущимся.

  — Ладно, Джерри, — сказал он, — играй так, если хочешь. Мы пойдем и поговорим с твоим приятелем Фрэнком Миллером, посмотрим, не сможет ли он пролить немного больше света на вещи.

  Ховенден нервно рассмеялся. «Фрэнк никогда бы не подставил ногу кому-нибудь из вас, если бы вы были в огне».

  — Хорошо, Джерри, — любезно сказал Резник, вставая на ноги. «Будь по-твоему. Сейчас."

  «Наглый ублюдок!» — сказал Миллингтон, как только они вышли в коридор.

  — Бравада, — сказал Резник. "Больше ничего. За всем этим стоит один несчастный мальчик».

  — Думаешь, его приятель Фрэнки собирается бросить его туда? За пределами второй комнаты для допросов Резник усмехнулся. — Посмотрим, не прав ли он.

  Фрэнк Миллер лишь смутно помнил субботнюю пьянку. Да, да, этот паб и тот; пинту с этим парнем здесь, еще немного с этими приятелями там. Ужин по дороге домой, может быть, карри, рыба с жареным картофелем. Если подумать, разве не в ту ночь он так и не вернулся? Привезен в дом своего зятя в Медоуз, делит пол с парой ротвейлеров, от которых его сестра надеялась получить потомство. Пока они этого не сделали, ну, пока он там кипел. Почему Резник не послал кого-нибудь, чтобы узнать самому?

  Резник менее чем доволен, еще одно алиби, зависящее от близких родственников, с большей вероятностью совершит какое-либо лжесвидетельство, прежде чем увидит, что их самые близкие и родные попадают в ловушку.

  — А пока, — сказал Миллингтон, — почему бы вам не рассказать нам об этом? И с чем-то вроде роскоши он выпустил ботинки Caterpillar.

  — А что с ними?

  — Ну, для начала, ты их узнаешь?

  Миллер пожал плечами. «Таких пар должно быть сотни. Тысячи».

  — Ты хочешь сказать, что они не твои?

  — Я хочу сказать, — в голосе Миллера звучит дерзкая напыщенность, — что я не знаю. Они могли быть моими, но опять же, не могли».

  «Может быть, вы хотели бы примерить один?» — предположил Миллингтон.

  "Что это? Чертова Золушка? Потому что, если это так, у нас есть хороший актерский состав для «Дурнушек», я могу вам это сказать».

  «Эти ботинки были найдены, — сказал Резник, — в вашем садовом сарае. Этим утром."

  "Действительно? Удивительно, правда, везде искал этих ублюдков.