Легенда о гетмане. Том I

— Здесь я, — раздалось из темноты и Хмельницкий выехал на своем буланом коне к собравшимся. Оставаясь в седле, чтобы его было лучше видно, он снял с головы шапку и раскланялся на четыре стороны. Слева и справа от него все увидели Кречовского и Дженджелея, также сидящих верхом на лошадях.

— Вы хотели меня видеть — вот я перед вами, — звучный голос запорожского гетмана разнесся по всему берегу. — Чью кровь идете проливать, доблестные рыцари? Не братьев ли своих? Не одна ли мать Украйна нас породила? За кого хотите стоять — за костелы или за храмы господни? Или вы хотите помочь польской Короне, которая за ваше мужество неволей вам отплатила и русскую землю прадедов наших сколько раз казацкой кровью обагряла? Решайте братья! Если вам дороги поляки, то вот я — запорожский гетман стою перед вами, без охраны и оружия, весь в вашей власти…

Дальнейшая речь Хмельницкого была прервана криком тысяч голосов: «Слава гетману! Слава Хмелю! Мы с тобой батько, веди нас на ляхов!».

Внезапно поднявшийся на берегу шум донесся и до байдары Барабаша, который только собирался заснуть. Не поняв, что происходит, он, полусонный вскочил с постели и подошел к борту галеры. На берегу горели костры, метались люди с факелами в руках, слышался нарастающий гул нескольких тысяч голосов, кое-где раздавались выстрелы.

— Черт, что там творится? — крикнул Барабаш, но никто ему не ответил. В это время к байдаре пристала рыбацкая лодка и на палубу поднялся перепуганный сотник Роман Пешта.

— Пан полковник, — крикнул он дрожащим от страха голосом, — там Хмельницкий!

— Какой еще Хмельницкий? — переспросил Барабаш, покрываясь холодным потом.

— Запорожский гетман. Там с ним Кречовский и Дженджелей. Казаки взбунтовались, Караимович и часть старшины уже перебиты, другие из старшины перешли к Хмельницкому. С минуты на минуту они будут здесь, слышите кричат: «Смерть Барабашу!»…

Расправившись с Барабашем и Пештой, который пытался оказать сопротивление, реестровики, возглавляемые Дженджелеем и Кречовским подплыли к байдарам, где находилась немецкая пехота. На самом деле она только называлась немецкой, но служили в этой хоругви не немцы, а малороссияне — наемники, которыми командовал немецкий офицер. Ландскнехты стояли на палубах сдвинутых друг к другу байдар в полном вооружении, в кирасах, держа в руках заряженные аркебузы и горящие фитили. Их командир, внешне флегматичный, худощавый и подтянутый полковник, обратился к Кречовскому, которого хорошо знал, с вопросом, что им здесь надо.

В немногих словах черкасский полковник сообщил о том, что реестровики примкнули к запорожцам и предложил наемникам сдаться, обещая, что, если они сложат оружие, то могут беспрепятственно плыть назад.

Полковник отрицательно покачал головой:

— Мы ландскнехты и срок нашего контракта не истек, он кончается только через месяц.

— Вы не оставляете нам выбора, — попробовал настоять на своем Кречовский. — Сопротивление бессмысленно, вы просто все погибнете. Мы не хотим без необходимости проливать кровь русских людей.

Сохраняя невозмутимость, немецкий полковник обернулся к своим людям и, возможно, какой-то компромисс был бы найден, но в это время у кого-то из казаков сдали нервы и он выстрелил в него из самопала. Схватившись за грудь, смертельно раненый полковник осел на палубу, а наемники на выстрел казака ответили убийственным залпом из аркебуз. Гладь Днепра заволокло черным пороховым дымом.

Ландскнехты сопротивлялись отчаянно, но у казаков был численный перевес. После получасового боя все наемники погибли, унеся с собой жизни более чем трех сотен казаков. Хотя в планы Кречовского первоначально не входило уничтожать немецкую пехоту, но в душе он был доволен — все сомнения как быть дальше отпали сами собой. Теперь у него не было иного выхода, как принять предложение Хмельницкого — с гибелью немецкой пехоты он сжег за собой все мосты…

За два дня до этих событий, сразу после того, как ему доложили о результатах сражения у Саксагани, Стефан Потоцкий снова собрал военный совет.

— Мы еще не знаем точно, где основные силы Хмельницкого, — с досадой говорил он, — а уже потеряли половину драгун и полк реестровых казаков.

— В том нет нашей вины, — не выдержал все более мрачневший Чарнецкий. — Мне говорили, что после первых же залпов большинство реестровых казаков побросали оружие и сдались в плен. Я всегда знал, что этому быдлу доверять нельзя.

Павел Сапега, соглашаясь с Чарнецким, молча кивнул головой.

Потоцкий задумчиво произнес:

— Может, мне и не пристало так говорить, но я все больше убеждаюсь, что пан польный гетман был прав, настаивая на том, чтобы выступить против Хмельницкого всеми силами. Но как нам сейчас поступить, когда наше войско сократилось почти на треть? У нас, как я понимаю, два возможных варианта: отойти назад к Крылеву, а затем соединиться с гетманами или пойти наперерез Хмельницкому…

— Принять первый вариант, — буркнул Чарнецкий, — это означает стать посмешищем для всей Речи Посполитой.

Поднялся молчавший до этого Шемберг: