«Значит, — размышлял Редон, — этой ночью или рано утром сюда приходил некто, заказывающий свои костюмы в Лондоне. Не думаю, что это были члены магистрата, и, тем более, мой бедный друг Леон. Черт возьми! Неужели убийца — англичанин? Ну что же, пойдем поглядим, готовы ли слепки».
Он бережно завернул пуговицу в платок и бегом спустился по ступенькам. Гипс к этому времени уже схватился. С бесконечными предосторожностями Поль руками расчистил землю и вытащил два великолепных слепка следов, во всех деталях воспроизводивших подробности оставившей их обуви. Это были, вне всякого сомнения, ботинки английского производства, ботинки, рассчитанные на длинную, плоскую и узкую ступню, которой англичане чрезвычайно гордятся, как национальным отличительным признаком. Журналист был невероятно рад. Он держал в руках конец путеводной нити, конечно, еще очень тонкой и хрупкой, но достаточной, чтобы продолжать расследование.
«Ну что же, — потирал руки Редон, — это англичанин, а раз англичанин, то он должен жить в Сен-Жермене. Быстро туда!»
Не теряя ни минуты, он отправился за наемным экипажем. В ожидании лошадей по возможности привел себя в порядок и набросал несколько строк для помощника прокурора: «Не имею возможности присутствовать при обыске. Иду по настоящему следу. Подробности завтра в прокуратуре. Повторяю: берегитесь попасть впросак!
Через несколько минут Поль уже катил в Сен-Жермен. Приготовившись обойти все отели, он, поразмыслив, решил начать с самого шикарного — «Генрих IV». Редон заявился в знаменитый отель в плачевном виде, но поскольку его там хорошо знали, то впустили и только с любопытством на него поглядывали. Сердечно поздоровавшись с директором гостиницы, журналист отвел его в сторону:
— Не останавливался ли у вас некий джентльмен примерно моего роста, с длинной темной бородой, обладатель ноги… английского образца, скажем так?
— У нас проживал только один англичанин, отвечающий этому расплывчатому описанию, но…
— Он уехал?
— Да, три часа тому назад.
— Ах, какая досада! Адреса, конечно, не оставил?
— Уехал в Лондон, как я понял.
— Можете сказать мне хотя бы его имя?
— Безусловно. Его зовут Фрэнсис Бернет. Приехал из Индии и здесь оставался не более трех недель.
— Спасибо! Как жаль, что я его упустил! У меня к нему дело, не терпящее отлагательств. Могу я поговорить с обслуживавшим его лакеем?
Знаменитому репортеру столичных газет отказа не было ни в чем. Директор приказал немедленно позвать номерного лакея Феликса и предоставил его в полное распоряжение Поля. Наедине с лакеем Редон вытащил из кармана два луидора, положил их на ладонь Феликса и спросил без обиняков:
— Скажите, вы ведь знаете, что подчас у меня бывают странные фантазии, даже причуды?
Тот ответил серьезно, как хорошо вышколенный слуга:
— О, месье вправе иметь любые фантазии, какие ему вздумается.
— Я нашел сегодня утром брючную пуговицу, — продолжал журналист легким тоном, хотя сердце прыгало у него в груди от волнения, — причем в таком месте, где она никак не должна быть. Подозреваю, что хозяином пуговицы является господин Бернет, и это, признаюсь, меня сильно задевает.
Лакей улыбнулся и закивал головой, давая понять, что ему все ясно с полуслова.
— Я думаю, Феликс, — продолжал свою игру Поль, — что профессиональный долг не помешает вам сказать, обоснованны ли мои подозрения. Впрочем, посмотрите сами.
Журналист вынул из платка пуговицу и показал ее лакею, который без колебаний подтвердил, что она действительно от одежды господина Бернета.
— Она такая же, как остальные, и на ней то же имя — Барроу Т., Лондон. Я могу это утверждать, потому что сегодня утром господин Бернет велел мне пришить к брюкам пуговицу, поскольку прежняя была оторвана с мясом.
— Ах, этот пройдоха англичанин! — прошептал Редон полушутя-полусерьезно. — Я, значит, не ошибся, к моему сожалению. И что, он неплохо сложен? Не хуже меня, верно?
— Именно так. Ему лет сорок, плотный, плотнее вас, без особых примет, похож на боксера, носит темные очки.
— Он уехал сегодня?
— Да, месье.
— С чемоданами?
— Один чемодан и два английских кофра из ивовых прутьев, обтянутых пропитанным полотном.
— Большое спасибо, Феликс, держите, — сказал Редон, протягивая еще один луидор рассыпавшемуся в благодарностях лакею.
Узнав все, что нужно, репортер покинул отель, расплатился с экипажем и помчался на вокзал, но на поезд до Парижа он все же опоздал. В ожидании следующего Поль вспомнил, что с утра ничего не ел, а было уже четыре часа дня, не грех и подкрепиться; два сэндвича, сигарета, стакан малаги и немного терпения… Через полчаса Редон уже ехал в Париж, увозя с собой слепки со следов человека, которого, он был уверен, звали Фрэнсисом Бернетом.