Леди и разбойник

Выйдя от леди Кастлмэн, он чувствовал себя рыцарем в сверкающих доспехах, отправляющимся мстить за подлый поступок. Тонкая лесть, которой окутала его Барбара, взывая к мужественности, подняла его в собственных глазах на недосягаемую высоту. Но теперь, арестовав девушку, о которой ему рассказали такие страшные вещи, он чувствовал себя негодяем, нечаянно раздавившим певчую птичку или замучившим пушистого персидского котенка, способных совершить преступление не более, чем грудной младенец.

Его волнение усилила сцена, происшедшая в Ньюгейте. Когда железные двери тюрьмы раскрылись, пахнуло отвратительным смрадом и послышались крики несчастных заключенных.

Увидев узников Ньюгейта, Пэнси ничего не сказала, но кровь отхлынула от ее лица. Обнаженные до пояса женщины громко бранились с тюремщиками, дрались, расцарапывая друг друга до крови. Мужчины прикованы к стене цепями, вросшими в тело так, что зловоние гниющих ран было непереносимо.

Только несколько фонарей мерцало во тьме, беспорядок и полумрак превращали это место в ад, и Пэнси инстинктивно прижалась к сэру Филиппу, словно ища защиты у человека, приговорившего ее к этому ужасу. Резким, повелительным тоном, стыдясь самого себя, он приказал надзирательнице отвести их в лучшую часть тюрьмы, где богатые заключенные могли откупить себе приличное временное жилье. Однако даже самые «изысканные» тюремные помещения не шли ни в какое сравнение с теми, где Пэнси жила всю жизнь. Надзирательница отворила дверь и показала им гостиную и спальню с окнами на улицу, заметив со смешком, что это помещение прямо-таки королевское. После увиденных ужасов Пэнси готова была с ней согласиться, но маленькие тесные комнатки с низкими потолками, крошечными оконцами и грязными голыми стенами не радовали.

– Можете заказывать еду в городе, – мрачно сказал сэр Филипп, – здесь будут рады обслужить вас за несколько шиллингов.

– Благодарю, – ответила Пэнси.

Это было первое слово, произнесенное ею с тех пор, как они уехали из дворца.

– Завтра, разумеется, вы встретитесь со своим адвокатом, – продолжал сэр Филипп. – Думаю, можно будет устроить, чтобы к вам приходили посетители.

– Благодарю…

Пэнси склонила голову, откинув капюшон накидки, а когда подняла ее, пламя свечи осветило белокурые волосы, обрамляющие несчастное бледное лицо. Не отдавая отчета в своих действиях, Филипп Гейдж шагнул к ней и взял за руку.

– Не могу выразить словами, – тихо произнес он, – как я сожалею, что мне пришлось арестовать вас. Возможно, здесь какая-то ошибка, я даже уверен, что здесь ошибка, и прошу вас завтра же утром, не откладывая, послать за своим адвокатом.

Холодно и с достоинством, что всегда ей помогало преодолевать страх, Пэнси отняла руку.

– Вы выполнили свой долг, сэр Филипп, – отвечала она. – И больше не о чем говорить.

Он опустил глаза и направился к двери. Сердито, изменившимся голосом сказал ожидавшей его надзирательнице:

– Позаботьтесь, чтобы у этой женщины было все, что ей нужно, иначе вам придется худо.

– Все будет в порядке, – прохрипела та. – Не беспокоитесь, сэр. Мы делаем все возможное для тех, кто платит.

Произнося последние слова, она сипло рассмеялась, и Филипп Гейдж, бормоча проклятия, быстро пошел прочь по длинному темному коридору. Дождавшись, когда он ушел, тюремщица, повернувшись к Пэнси, резко сказала:

– Каждая комната стоит десять шиллингов, миледи, а если захотите привезти свою мебель, это еще будет стоить денег. Еда – какую закажете, да еще два шиллинга человеку, который принесет ее из таверны. Если захотите, чтобы женщина убирала и прислуживала вам, еще пять шиллингов в день.

Пэнси открыла кошелек и дала женщине две гинеи. Тюремщица, увидев кошелек, набитый деньгами, заискивающе улыбнулась, взяла грязными пальцами монеты и надкусила каждую гнилыми зубами, чтобы убедиться, не фальшивые ли.

– А что ее милость желает сегодня вечером? – спросила она. – Может, вина? Я пошлю мальчишку, чтоб купил бутылочку, только скажите.

– Я ничего не хочу, – ответила Пэнси. – Совсем ничего.

Тюремщица была разочарована. Деньги, звякнув, скользнули в карман ее платья.

– Я должна вас запереть, – сказала она, идя к двери. – Если что-нибудь понадобится, кричите. Рано или поздно кто-нибудь да услышит, если внизу не будет потасовки.

Она усмехнулась. Двух передних зубов у нее не было, а остальные – гнилые и сломанные. Тюремщица ушла, и Пэнси услышала, как повернулся в замке ключ.

Этой ночью Пэнси не спала, даже не прилегла на кровать. Один вид грязного одеяла и рваных простыней был настолько отвратителен, что она сидела, выпрямившись, на стуле, боясь прикоснуться к твердой деревянной спинке. Ей сказали, что богатым заключенным разрешается привезти в тюрьму свою мебель, но Пэнси не думала об этом. Грязные комнаты и стены, в которых наверняка гнездились клопы, действительно пугали ее, но даже если бы постель застелили тончайшим полотном, а подушки были мягкими, она все равно не смогла бы сомкнуть глаз.