Читаем Лед и пепел полностью

Катерина, гибкая и стройная и, конечно, такая же кокетливая, как девушки всех стран и народов в ее возрасте, лукаво улыбаясь, поставила на проигрыватель какую–то пластинку, которую она долго разыскивала. Мы ожидали услышать модный фокстрот, блюз или танго, но вдруг сочный баритон запел:

Гайда тройка, снег пушистый…

Ошеломленные, мы замерли. А голос, звонкий, по–русски задушевный, разливался залихватской песней по этой полурусской избе и через дверь уносился в тундру, в безбрежные просторы американской земли. Не потому ли так больно и остро щемило сердце. Щелкнул автомат радиолы, пластинка кончилась, а мы молча стояли и все еще слышали звуки родной песни. С любопытством глядя на нас, притихли и, американские офицеры.

— За дружбу русских и американцев! — поднимая стакан с виски, сказал Савельев

Звякнули стаканы и вновь поднялись. Пили за американский народ, за Советское государство, за разгром Гитлера, за вождя советского народа — Сталина, за Рузвельта.

Но надо было уходить. Поблагодарив хозяев, мы отправились в город. По пути мы обратили внимание на брошенные драги. Огромные, застывшие, как скелеты доисторических животных, они стояли на болотах среди отвалов породы. Изрытая тундра напоминала поле после сильной и массированной бомбежки. Ближе к Ному шли интенсивные работы, суетились всевозможные машины. Аптекарь, как опытный гид, подробно разъяснял:

— Золото в районе Нома выбрано. Драги брошены, так как доставка их в другое место при бездорожье слишком дорога Экскаваторы и катки делают новый аэродром для больших военных аэропланов. Работа сложная, так как приходится строить на вечной мерзлоте. Но в этом мы имеем большой опыт. Такие аэродромы уже построены на Мысе Барроу, в Тэйлоре, Фэрбенксе Умеют ли русские строить на вечной мерзлоте? — тут же задает наш переводчик вопрос.

— Не только аэродромы, но даже доменные печи. Наша официальная печать сообщала о гигантской доменной печи, построенной несколько лет назад в Кузбассе. Это в Сибири. А между Дудинкой и Норильском проложена железная дорога. Да и вся забайкальская дорога проходит по вечной мерзлоте! — ответил я, не выдержав похвальбы аптекаря.

— Да, да, и вы, советские, в этом деле имеете очень большой опыт! — и перевел мой ответ офицерам.

Ном. Чистенькие, разноцветные одноэтажные домики с палисадниками и яркими цветами. Много магазинов, как в ковбойских кинофильмах, и вооруженных людей — в ковбойских шляпах, кожаных с бахромой клешах, с тяжелыми ремнями и свисающими с них «смит–вессонами».

Иван долго рассматривал эти точно сошедшие с киноэкранов фигуры.

— Что это? Кинофильм снимается?

— О, нет! Это аляскинская армия. Солдаты. Только вместо коней они оседлали джипы! — рассмеялся аптекарь.

— А что, у них оружие бутафорское? «Смит–вессоны» — это же револьверы эпохи клондайкских рассказов Джека Лондона! — не унимался Иван.

— Ас кем им воевать на Аляске? Остались на вооружении по традиции.

— Господин Савельев, вы русский? — спросил его Черевичный.

— Да! Эмигрировал по религиозным убеждениям в тысяча девятьсот третьем году. Из Одессы. Я молоканин. Слыхали о такой секте?

— Да, конечно. А на родину не тянет? Савельев помолчал, тихо ответил:

— Не бередите душу! Кто же меня примет, сектанта? Ведь у вас религия вне закона!

— Ну, конечно, большевики — с рогами! Религия у нас не вне закона, а отделена от государства. Вероисповедание, хочу заметить, свободное, хочешь верь в бога, а хочешь в черта!

Савельев мелко перекрестился и как–то отрешенно посмотрел на Ивана.

— Кто же вам тогда помогает в ваших отчаянных полетах, если в бога не верите и черта не боитесь? Кто же вы?

— Дорогой господин Савельев, большевики мы! — ответил Черевичный.

Трудно сказать, чем бы закончился этот диалог в пути, если бы в этот момент мы не подъехали к гостинице.

У входа в пахнущее свежим лесом, длинное бунгало нас уже ждали наши пассажиры и группа американцев. В отведенных нам комнатах было тепло и уютно. Широкие койки, тонкое белье и яркие атласные одеяла, стеганные на вате. В качестве переводчика нам дали пожилого, гладко выбритого человека, который представился: «Бывший матрос царской яхты «Штандарт» — Федор Евстигнеевич Васин».

— Не иначе — беляк, — сказал Иван, когда мы остались одни.

Отказавшись от обеда в офицерской столовой при гостинице, так как изрядно заправились у мистера Смита, мы пошли осматривать город.

Чистые, широкие улицы, на небольшой площади у мэрии — высокие резные фигуры, переплетения животных и птиц, вершины, увенчанные черными воронами с большими красными глазами. Это тотемы — священные знаки индейских племен. У некоторых домов под открытым небом стоят «форды», «шевроле», «понтиаки», и тут же нарты и байдарки. Изредка попадались эскимосы, и ни одного индейца

— А где же хозяева этих идолов? — указывая на тотемы, спросил Черевичный переводчика.

— Там, на юге, по реке Юкон, в лесах. А здесь, в тундре, эскимосы пасут оленей, рыбачат. На море бьют тюленей, моржей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии