Лед и пепел

— Все ясно, командир! Только непривычно, кипит все! — ответил Байдуков.

— Нормально! Эта машина рассчитана на посадку в штормовую волну. Пойдем вдоль. Помогай парировать креном боковой ветер, и все будет — О'кэй! Как говорят американцы!

В динамик было слышно, как Байдуков хмыкнул и глубоко втянул воздух.

Черевичный подвел гидросамолет к верхушкам гребней поперечных валов с высоко задранным носом, так что со штурманского стола все посыпалось на пол. Море ушло, и через стекло кабины я видел только ясное голубое небо.

Режущий скрежет и шипение под днищем лодки, удар, еще удар, в кабине темнеет от накрывшей нас волны, и машина, дрожа и вибрируя, нехотя всплывает на очередной вал, а потом уверенно скользит по волнам, то взмывая в небеса, то прокаливаясь в зеленую бездну.

— Отдать водяные якоря, правый и левый' — подает команду Черевичный.

— Есть отдать правый и левый' — слышится в динамике голос Терентьева, орудующего в хвостовом отсеке

Я бросаюсь в носовую кабину, к главному якорю и, открыв люк, до половины высовываюсь на палубу. В ожидании очередной команды всматриваюсь, нет ли где стояночной бочки. Иван разворачивает машину и на малом газу скользит ближе к берегу, до которого не менее двух километров. Через шлемофон слышу его голос:

— Смотри внимательнее, нет ли где бочки? Увидишь, жду команды!

— Понял! Свой якорь держу наготове' — Ив этот момент я увидел, как от причала мчится к нам катер.

— От берега идет катер!

— Вижу! Что он, очумел? Режет полным ходом на самолет!

Иван даже прибавил обороты моторам, чтобы избежать столкновения. Но катер был уже рядом.

Высокий, острый как нож, его нос был нацелен прямо на пилотскую. И когда мы поняли, что столкновение неизбежно». катер вдруг вздыбился» лихо развернулся и мягко пристал кормой к носу самолета. Большой, как морской спасатель, он весь был задраен, и только на юте из открытых люков торчали головы в белых шапочках–пирожках — военных моряков американского флота. Приветливо улыбаясь, они что–то кричали, указывая на берег, на самолет и на свой катер. Не разобрав их слов из–за шума моторов, Иван, схватив мегафон, крикнул'

— Возьмите пассажиров, а мы уйдем на посадку в Тайлор. В Тэйлор! Или укажите якорную бочку для стоянки на рейде!!!

На палубе появился пожилой, загорелый до черноты мужчина и через усилитель зычно заговорил на чистом русском языке:

— Почему сели в море? Здесь нет якорных стоянок, а Тэйлоре тоже шторм!

— В лагуне мелко и полно плавника! — ответил Иван,

— Лагуна глубокая, от пяти до десяти метров. Очень чистая вода, потому плавник и пугает!

— Тогда для облегчения машины забирайте пассажиров, а мы перелетим в лагуну!

— О'кэй, господа! Примите поздравления от населения Нома!

— Советский экипаж и пассажиры приветствуют вас' Пока шли переговоры, все наши двадцать пассажиров, поддерживая друг друга, перешли на катер. А мы, задраив люки, пошли на взлет. Дважды, на малой скорости, машина отрывалась от волн, выбрасываемая, и дважды зарывалась в пенящие гребни, и только на третий раз Черевичному удалось уйти в воздух. Сделав круг над Номом, мы пошли над асфальтовым шоссе, идущим к лагуне. Осмотрев ее еще раз, Иван сказал:

— И все–таки, Валентин, неприятно садиться! Смотри, как отчетливо видны топляки!

— Наша осадка полтора метра, это при полной остановке, а на пробеге до тридцати сантиметров.

— Ладно, штурман, видишь вон ту красную бочку с белой полосой? После посадки на реданах подойду к ней. Успей набросить на нее стояночный трос.

— Ясно, но сильно не гони, оторвем бочку! Иван мягко посадил самолет и заскользил к стоянке. Приготовив стальную петлю и багор, я ждал подхода. Красиво встать на бочку с первого захода — это визитная карточка экипажа Я видел, как толпа военных и гражданских, стоящих у легковых автомашин, внимательно наблюдала за нами. Можно было бы глиссировать на малой скорости, но тогда машина просядет ниже, а мы все еще опасались топляка. Когда до бочки оставалось метров сорок, Иван резко сбросил газ, лодка, проседая, замедлила свое движение, и петля троса точно легла на кнехт. Выключив моторы, он открыл люк пилотского фонаря, вылез на палубу, рукой приветствуя собравшихся на берегу с таким видом, что подобное причаливание — плевое дело.

Подошел катер с группой военных, с ними был и тот, загорелый до черноты, говоривший по–русски.

— Ну здравствуйте, дорогие соседи! Рады приветствовать вас на твердой американской земле! Как же вы всех нас напугали! Это же безумие — садиться в штормовом море!

Он представился, назвав себя Игнатием Савельевым, фармацевтом и владельцем местной аптеки, а потом представил нам своих спутников, офицеров местного гарнизона и гидроаэродрома.

Офицеры шумно трясли нам руки, попросили разрешения осмотреть гидросамолет, с удовольствием затягивались папиросами «Казбек», смеялись, указывая на мундштуки папирос. Заметя наш удивленный взгляд, Игнатий Савельев объяснил:

— Неэкономно тратите бумагу. В Америке давно отказались от такой роскоши. Производят только сигареты. Лес надо беречь'

Я показал ему на берег и лагуну, сплошь заваленные плавником.