Надо будет дать по шее тем, кто покушался на меня. Неужели до них не дошло еще, что меня не убить просто так. Сколько уже у меня было ранений — все пережил. В голову надо целиться. Хотя, ладно, обещаю даже, что помилую того недоросля, который попал мне в грудь, а не в глаз.
В шатер вбежал Эдик. За его спиной маячил Ага. Снаружи доносился гул голосов.
— Жив, — успокаивая дыхание, произнес Метик.
Он подошел ко мне, цокая и приговаривая о моей незавидной участи попаданца. Ага поднял вверх большой палец, показывая свой щербатый оскал. Переживает великан за своего подопечного.
— И как тебя угораздило? — промычал Эдик, расстегивая мою рубаху и разглядывая огромный синяк.
Лекарь помог снять рубаху с кольчугой. Кафтан мне предварительно сняли ранее. Оказывается, Эса и Ага втащили меня внутрь шатра. Стрела не смогла пробить кольчугу, но застряла в кольцах кольчужной рубашки. Небольшая царапина — это все, что чего смог добиться незадачливый убийца. Убедившись в том, что я жив, Эстрид кинулась на поиски злоумышленника. Судя по шуму вне шатра, она навела нешуточный шорох.
— А я при чем? — хмыкнул я, — Это все поиски злых сил.
— Угу, а ты не при делах, да? — улыбнулся Эдик.
Лекарь потрогал вспухший синячище и полез в свою наплечную сумку. Он достал кожаный бутыль с явным запахом спирта и какой-то горшочек. Второй сосуд вонял ужасно. Нет, не ужасно — отвратительно.
Я вспомнил, как однажды на заводе шеф притащил некий заморский деликатес и пригласил меня на обеденный перерыв отведать яство. Отношения с ним у меня были очень хорошие, поэтому я не ожидал такой «подставы». Заморским деликатесом был сюрстрёмминг — шведский национальный продукт, представляющий собой консервированную квашеную сельдь.
Потом я узнал историю возникновения этого «блюда». В одной из шведских войн, у осажденного города было тяжелое положение и возник недостаток запасов соли. В связи с этим сельдь засаливалась с меньшим количеством соли, что нарушало нормальный процесс консервирования, и продукт начинал бродить. В обстановке войны и голода забродившая сельдь стала употребляться в пищу. Ко всеобщему удивлению, по вкусу она совсем не напоминала тухлятину, а кому-то ее кисловатый привкус даже понравился. Рыба не протухла, а «прокисла». О новом блюде пошли слухи, и, поскольку соль стоила недёшево даже в мирное время, то в Северной Швеции, где было нелегко достать свежие продукты, у бедняков «заквашивание» сельди стало распространённым способом ее консервации.
Когда мой руководитель только начал открывать консервы, у меня начались позывы, которые за малым не заставили опорожнить содержимое желудка. Я вылетел из кабинета шефа со скоростью света. С тех пор я никогда не соглашался на приглашения отведать деликатесы.
Сосуд, открытый Метиком вонял чем-то похожим.
— Эд, выбрось эту гадость, — загундосил я, закрывая рукавом нос.
— Что? Глаза режет? — усмехнулся он, продолжая снимать крышку с горшочка, — лекарство на то и лекарство, что должно лечить, а не пахнуть фиалками.
— Лекарство — лечит, — сказал я, стараясь не дышать, — а не убивает носовые рецепторы.
— Что, так сильно воняет? — удивился товарищ-попаданец, пытаясь скрыть ухмылку.
— Да чтоб тебя… Убери, прошу.
— Да все, я уже закончил.
Обработав спиртом место пореза, Метик измазал белую ткань этой кашеобразной дрянью и приложил к моей груди. Эдик обмотал мою грудь бинтами.
— И что, теперь мне все время с эти ходить, — кивнул я под нос, кривясь от удушливого запаха этого мерзкого лекарства.
— Пару дней походишь и все будет замечательно. Синяк рассосется и не будет никаких болезненных ощущений.
Я с недоверием посмотрел на Эдика, но вынужден был признать, что лекарство уже начало действовать. Дискомфорт проходил, видимо, обезболивающий эффект это жижи вступил в действие. Появилось легкое онемение.
— Спасибо, — я вынужден констатировать действенность вонючей кашицы.
— Не за что, — Эдик открыто улыбнулся, — дыши через рот и не будешь чувствовать эту вонь.
— Так вот почему ты так спокойно реагируешь? — я послушался совета и запах стал меньше ощущаться.
Я натянул на себя новую чистую рубаху. Было прохладно.
— Как думаешь, поймают стрелка? — спросил Эдик.
— Не знаю, но я ему благодарен.
— В смысле? — лекарь удивленно приподнял брови.
— Радует, что все, кто покушался на мою жизнь, целятся в туловище, а не в глаза или иные незащищенные важные части тела.
— А, вот ты о чем, — хекнул Метик.
— Если честно, то я догадываюсь, кто это может быть.
Эдик превратился в слух. Его любопытство было видно невооруженным глазом. Пришлось объяснять другу-попаданцу все то, что я узнал от Карната. Когда я закончил рассказывать про жреца Карны с Лысой горы, Метик был подавлен и обескуражен.