Ларс II

Я, сдерживая смех, заметил чуть покрасневшее лицо лекаря.

— А чего думать? Каган, патриарх и понтифик — это пешки в руках Первого игрока, мы союзничаем со Вторым игроком. Ну, собственно, мы — Третий игрок.

— Главное, чтобы мы не ошиблись и не стали пешками Второго игрока, — задумчиво протянула Эса.

А ведь она права. Карнат ведь может сыграть мной втемную. Кто сказал, что после устранения власти Рима, Царьграда и Итиля, меня не выкинут с шахматной доски? Для того, чтобы такого не было нужно стать не только Игроком, но и быть тем, чье устранение повлечет за собой изменение будущего в худшую сторону. А как это сделать? Надо думать.

У входа в шатер послышалось агакание Аги. Ходот приоткрыл полог, убедился в моем добром здравии и кивнул кому-то за своей спиной. В мою берлогу ввалились все мои командиры. Аршак, Ходот, Василько, Куляба, Лука, Гор, Драг, Годслав — как же приятно видеть их озабоченные рожи. Они выражали бурную радость моему хорошему самочувствию. Ходот шепнул на ухо о том, что надобно, дескать, появится перед армией, успокоить воинов. А то ходят слухи о моей кончине. Труп лучника, которого покушался на мою жизнь, хотели четвертовать, а голову повесить рядом с мезиславовой. Разозлили армию этим покушением. С другой стороны, это я должен злиться. Как только умудрились допустить вражеского лучника в сердце армии — загадка. Думаю, что после такого щелчка по носу, командиры будут внимательнее следить за новыми лицами. Опять же, какие могут быть претензии к моим воинов, если только за последний месяц мы кратно увеличили численность войска. Но, думаю, надо будет впредь окружать себя только моими легионерами. Уж их-то Ходот контролирует отлично. Да они и сами довольно сплоченные боевые единицы, которые уже набрали опыт в совместных учениях, тренировках и боях.

Я вышел из шатра и сел на подведенного коня. Наша кавалькада, состоящая из командиров, направилась в сторону тела лучника. Я показывался на глаза армии якобы для осмотра неудачника-убийцы. Всюду слышались радостные возгласы о здравии царя. Приятно, если пожелания были от сердца.

Подъехав к телу стрелка, я не заметил в нем ничего необычного. Обычный средневековый воин в хороших кожаных доспехах. Лицо только было гладко выбритым и смуглым. Это выделялось особенно сильно на фоне окружающих меня бледнолицых бородачей. Только кочевники, угры и печенеги, были с похожим цветом кожи, но они имели чуть раскосые глаза, в отличие от несостоявшегося убийцы.

Стрелок был полураздетым. Все вещи, обнаруженные при нем, лежали рядом. Я соскочил с коня и подошел ближе, чтобы рассмотреть личную утварь умершего. Эса говорила, что вещи стрелка были качественными и дорогими. Поножи и наручи были из добротной толстой кожи. Метательные ножи выглядели простыми, но качество металла было великолепным. Даже Эстрид заинтересовалась ими. Кинжал, которым неудачник-убийца убил себя, тоже выглядел невзрачным, но красивое чернение и бритвенно острая кромка граней поражала. Это были вещи, за которыми следили и оказывали надлежащий уход.

Была тут и связка стрел, около 20–30 штук. Стрелы того времени были довольно толстыми, в ширину около сантиметра, а длиной около 70–80 сантиметров. Наконечники у этих стрел были двух видов: широкий с отогнутыми усами и узкий, иглообразный. По заверению Эсы, первый вид стрел использовался для стрельбы по малозащищенным объектам, второй — для поражения вооруженных солдат. Бедняга-стрелок выбрал первый вид, когда покушался на мою драгоценную жизнь, думая, что я без брони. Если бы он стрелял стрелами с узким иглообразным наконечником, то я уже не разглядывал его невзрачный трупик. Такая стрела могла прошить меня насквозь, насадив мое тельце, словно жука на булавку.

Среди прочего я обратил внимание на единственное украшение в вещах стрелка — нательный крестик. Обычный ничем непримечательный крестик. Я поднял украшение за веревку. Да, я не оговорился — это украшение, а не амулет или символ веры. Только эта вещь была из золота, да еще с красивыми узорами. Все остальное было добротным, качественным, но не привлекающим внимания.

— Это не византийский крест, — заметил Аршак, кивая на то, что я держал в руке, в доказательство своего утверждения он достал из-под рубахи подобный крестик, но с двумя перекладинами сверху и снизу.

— А чей? — спросила Эса, переводя взгляд с одного украшения на другое.

Она стояла между мной и Аршаком, поэтому ей удобнее всего было сравнивать крестики.

— Католический, — безапелляционно ответил Джуниор.

— Понтифик? — шепотом спросила Эса у меня.

Зачем папе Римскому убивать меня? Из-за власти над торговым путем или же я чего-то не знаю? А может быть я для него — это мой «рюрик»? Я имею ввиду, что здесь и сейчас я делаю нечто настолько значимое для изменения будущего, что полученный результат не устраивает понтифика. А вот эта мысль мне нравится. Если мои действия так сильно меняют расклад сил, что понтифик решил меня устранить, значит, я на верном пути.