Вот как? Нет, жизнь и впрямь неистощима на сюрпризы. Голод, значит... и голодные бунты... о которых ваше риэрнское величество знает явно не понаслышке... откуда бы это? Не диво, если бы голода испугалась Адейна — они там у себя, конечно, ослы изрядные, раз отказались от хлеба и пустили всю свою землю под розы, но ведь не настолько ослы, чтобы эти самые розы жевать! Для Адейны голод — не призрак из легенды, а угроза живая и постоянная, Адейна уже третье поколение подряд живет впроголодь... но чтобы Риэрн! Богатый процветающий Риэрн, в котором, как и в Найлиссе, есть буквально все... да что ты такое сделал со своей страной, если для тебя утрата некоторой толики монет уже разорение? Монет, которые все едино вернутся к тебе назад — за счет того, что купят на твоем же рынке те же самые степняки... ведь всего-то и надо, что самую малость обождать — но ждать ты отчего-то не можешь... куда ты деньги подевал, Иргитер? Неужели мои опасения не напрасны?..
— Риэрн никогда на это не пойдет! — взревел Иргитер. — Слышите — никогда!
— В таком случае Риэрн останется в одиночестве, — заметил Эвелль. — Мы все на это пойдем — и без колебаний.
— Что значит — в одиночестве? — Игритер вновь вскочил со своего места, словно подброшенный. — А Адейна?
— А Адейна может принять и нашу сторону, — довольно резко отпарировал Эвелль. Видно, даже его терпение было на исходе.
— Вот еще! — пренебрежительно фыркнул Иргитер, которому подобная мысль и в голову не приходила. — Да кто ей даст?
— А кто даст Риэрну так самовластно распоряжаться Адейной? — сухим неприятным тоном поинтересовался Аккарф.
— А поему бы и нет? — отрезал Иргитер. — Шеррин моя невеста — можно сказать, без пяти минут жена. Так что за Адейну буду решать я!
Шеррин побледнела отчаянно — никогда еще Лерметт не видел такой бледности. Глаза у нее сделались огромные, в пол-лица, зрачки разошлись во всю радужку.
— А у нас в Эттарме говорят, — заметил Эттрейг, как бы даже и не глядя на Шеррин, — что до свадебного дня невеста не родня — а за пять минут и свинья у кормушки сдохнет, если пора ее настала. Так что не спешите решать за других — как бы после раскаяться не пришлось. Ее высочество Шеррин вам покуда не жена.
Лишь когда с уст Шеррин сорвался слабый вздох, Лерметт понял, что дыхание было и вовсе покинуло ее — и только теперь вернулось.
— Вот еще меня всякая задница хвостатая будет жизни учить! — заорал взбешенный Иргитер.
Эттрейг чуть приподнял голову, и риэрнец осекся. Не у него одного пресеклось дыхание — застыли все. Что-то огромное незримо стояло за спиной Эттрейга — тяжкая неодолимая мощь замерла невидимо в недолгом ожидании.
— Волки Эттарма слышат тебя, — негромко и сдержанно произнес Эттрейг. — Ты действительно сказал то, что сказал?
— Я... — булькнул Иргитер, — й-йяа-а... н-нет!
Лицо его покрылось крупной испариной.
Эттрейг медленно кивнул, и каждый вздохнул свободнее, ощутив, что незримая сила ушла.
— Ну что же, — совершенно спокойно молвил Эттрейг. — Нет — так нет. Я полагаю, на этом наш небольшой инцидент разрешен?
Иргитер судорожно дернул головой — утвердительно.
— Вот и славно, — покладисто согласился Эттрейг. — Таким образом, Риэрн подает единственный голос против... или все-таки нет?
Будь у Иргитера хоть одна минута, чтобы прийти в себя, трудно сказать, что бы он ответил эттармцу... но минуты у него не было, и он ничего не ответил — потому что не мог. Дар речи еще не вернулся к нему.
— Молчание — знак согласия, — коротко заметил Сейгден. — Переходим к следующему вопросу или объявляем перерыв?
— Перерыв, — быстро сказал Лерметт прежде, чем Иргитер закончит хватать ртом воздух и все-таки очнется. — На сегодня довольно.
Никто не возразил, и Илмерран, не тратя даром ни мгновения, выдернул из усталых рук Алани пергамент и поднес его Лерметту вместе с печатью — и с точно такой же быстротой Лерметт опустил печать в коробочку с краской, стоявшую посреди стола, и приложил к пергаменту. Сегодняшний совет был завершен — и завершен куда лучше, чем Лерметт мог надеяться поутру, когда измученным голосом твердил непонятно уже в который раз одни и те же доводы. Ай да Эттрейг! Ай да волк эттармский! Находчивость Сейгдена хотя и обрадовала Лерметта, но нимало не удивила — меньшего от суланского лиса нельзя было и ожидать — а вот Эттрейг... да и все остальные, если уж быть до конца честным перед собой...
Что ж, подумал Лерметт, не так я, выходит, и одинок на этом совете, как мне казалось... и почему, кстати, казалось?
Бал Орвье не понравился — да настолько, что он мысленно корил себя за тайную неприязнь, сам не понимая толком, что же ее могло вызвать. Бал как бал... и все же некая странность, неопределимая, но несомненная, мешает, как заноза в пятке — не потанцуешь, не улыбнешься легко и непринужденно, не преклонишь с изяществом колено перед хорошенькой девушкой... и не поймешь никак, сколько ни старайся, откуда берется это непонятное стеснение. На балу Орвье всегда чувствовал себя в своей стихии — а сейчас он ощущал неловкую принужденность в каждом своем движении.