Ларе-и-т`аэ

— Ну, ты сравнил! — хмыкнул Илмерран, бросив в Зеркало беглый взгляд. — Один-единственный мятеж... да и то, если твой Аннехара не полный дурак и ты его предупредишь...

— Аннехара поумней меня будет, — заверил Лерметт. Илмерран с сомнением скривился. Навряд ли он мог быть убежден в умственных способностях владык, не прошедших обучение у толкового гнома.

— Стой, а это что еще такое? — внезапно насторожился Илмерран. — Здесь нам никаких отвершков не нужно.

— Смотря куда они пойдут, — возразил Лерметт. — По-моему, неплохо.

— Ты прав, — протянул гном. — Неплохо... пожалуй, даже лучше, чем мы задумали. Видишь, где сток заканчивается? Отлично! Отлично!

— Ты только глянь, куда ветер идет! — восторженно простонал Эннеари.

— Заканчиваем! — резкий оклик Илмеррана мигом стащил короля и эльфа с небес на землю. — Алани, кому говорят — заканчиваем!

Алани покорно, хотя и неохотно коснулся пальцем карты.

— А теперь допей вино из белой бутылочки, — распорядился гном.

— Ну что, ты доволен? — с сияющими глазами обратился Арьен к Лерметту.

— Если бы! — вздохнул тот. — Опыт наш удался, и точно, лучше некуда. Расчеты верны — а где неверны, земля их сама поправила. Хоть сегодня приступай! А только между тем, что ты на моем столе видел, и тем, чтобы увидеть все это на земле, стоят семеро королей и великий аргин — и не сказано, что я сумею их убедить.

Глава 4 Бабушка и короли

Надо признать, комнату для разговора с глазу на глаз король Найлисса выбрал умело. Не тронный зал, не огромные каменные палаты, в которых человеку становится так невыносимо тоскливо, что хочется рвануть даже не воротник, а кожу на горле и завыть дурным голосом, настолько все вокруг неправильно и противоестественно. Простор есть простор, а шатер есть шатер — а здесь что творится? Простор должен, обязан, не может не быть бескрайним — но здесь его повсюду обступают стены, и от этого так тяжело, словно бы степь укрыли от солнца каменным колпаком... право же, и от меньшего можно сойти с ума. Впрочем, кто сказал, что жители городов в своем уме? Нет, эти холодные каменные пространства — все же чье-то обиталище... но как можно обитать там, где до ближайшей стены нужно сделать два, а то и три десятка шагов? И это в лучшем случае. Взгляд беспомощно ищет привычной границы жилья, а ее нет, нет совсем, и только спустя много шагов, изнемогая, привыкнув уже к тому, что границы этой нет и не будет, вдруг натыкается на нее... и как же это оно так получилось, что ты сидишь на холодном каменном полу, зажав голову обеими руками и тихо стонешь?

Нет, самый молодой и самый хитроумный из владык Заречья избрал другую комнату для беседы. Сводчатую, этак восьми шагов в поперечнике. И — никакого голого камня. Стены затянуты цветными тканями, завешены коврами, даже подушек для сидения полным-полно. Мальчишка, действительно, хитер. Очень.

Мысль о хитроумии Лерметта причиняла великому аргину боль почти физическую, нестерпимую. Хитроумие победителя. Он победил, этот сероглазый щенок — победил, не вступая в битву, не дав себе труда и пальцем шелохнуть. В подобных победах есть нечто настолько нечестное, настолько унизительное, что перенести даже упоминание о них почти невозможно. Пасть в бою или склониться под клинок — да, такое поражение можно назвать достойным. Мы сразились, но силы наши неравны, ты был сильнее, и я вынужден уступить — что же в том позорного? Но уступить не силе, не оружию, а хитросплетению интриг, проиграть неначатый бой так же страшно, как оплакать нерожденного ребенка.

Хитрец проклятый. Молчит. Выжидает. Чего ты ждешь, победитель? Не того ли, что я стану унижать себя бессмысленным сопротивлением, отрицая очевидное?

Не дождешься.

— Ты уколол меня, Нерги, — сухим бесцветным голосом произнес великий аргин. — Мои кости плавятся от твоего яда. Но я все же приехал в надежде, что ты скажешь мне, что я неправильно тебя понял.

Лерметт выпрямился и посмотрел своему гостю прямо в глаза.

— Я тоже надеялся, — печально улыбнулся он. — Я так надеялся, что ты не приедешь. Что я ошибся, и у нас есть еще время.

Говорить было трудно. Гнев подступал под самое горло, ел глаза, как пыль во время долгих переходов.

— Время — для чего? Для того, чтобы поездить по степи, как друг — прежде, чем упрячешь в холодный камень ее сердце? — выдохнул Аннехара.

Лерметт ответил ему непонимающим взглядом. Будь на его месте любой другой... но король Найлисса — не любой другой. Кому, как не великому аргину это знать? Впервые Нерги приехал в степь четырнадцатилетним, приехал с посольством... как же умело и спокойно он добивался своего, переламывая волю тех, кого Аннехара — в те времена вовсе даже не великий аргин — полагал упрямыми дураками, чьи мысли заскорузли, словно обрезки ногтей! Помнится, он даже восхищался невольно мастерством юного посла. А умелый посол может изобразить на своем лице что угодно. Даже и непонимание.

Великому аргину сделалось грустно. Он никогда не предполагал, что Нерги может опуститься до таких дешевых трюков. Странно, но эта мысль ранила.