Ларе-и-т`аэ

— Представь себе, да, — хмыкнул Лерметт. — Конечно, я в свои пятнадцать уже вернулся из первого своего посольства...

С уст Эннеари едва не сорвалось: «Вот видишь! Себя в его годы вспомни!»

— ... а прежде того, — невозмутимо заключил король, — я навоз из конюшни выгребал. И котлы на кухне драил.

Эннеари вытаращил глаза.

— Для наследного принца в пажах разгуливать — не по чину занятие, — посмеиваясь, пояснил Лерметт. — Больно уж чистенькое. Щеголяй себе в новеньком майлете да кружевных манжетах... нет. Уверяю тебя, если бы можно было отправить с посольством кого другого, а не меня, отец бы так и сделал. Потому как нечего малолетним высокородиям прежде времени нос задирать.

— П... понятно, — пробормотал ошеломленный Арьен.

— Будь Алани всего только магом, — безжалостно присовокупил Лерметт, — он бы у меня все лето котлы драил и дрова рубил. Пажом он служит не как маг, а как студент Арамейля. Надо же парню время оставить для летнего задания.

— Я его уже выполнил! — оскорбился Алани.

— Это тебе только кажется, — усмехнулся Илмерран. Взгляд гнома неотрывно следил за картой, вышедшей из-под пера Лерметта: просохла ли?

Вот оно как... что же, тогда все становится на свои места. Арамейльский университет возрастом своих студентов не считается. Может и дряхлого старца в обучение принять, может и ребенка, едва только наловчившегося ходить, поименовать студентом. Годы — ерунда, внешнее. Другое важно — на что ты способен... а сметливый Алани наверняка способен на многое. В том числе и на учебу в Арамейле. Навряд ли он успел проучиться больше года — но и за год в Арамейле можно узнать уйму всякого разного, если времени даром не терять. А уж по части магии... да лучших магов, чем те, что преподают в Арамейле, нигде не сыщешь!

— Так ты на отделении магии учишься? — понимающе спросил пажа Эннеари.

— Да нет, — к величайшему изумлению Арьена, ответствовал Алани. — И не собирался даже. На курс магии меня записали дополнительно. Распоряжением ректора. Я на отделение прикладной математики поступил. А магия — это так, разве что удовольствия ради...

— Это тебе только кажется, — отрезал Илмерран.

Еще бы! Перепутать свой основной дар с дополнительным — случай нередкий. Сколько же иной раз лет впустую уходит, покуда жизнь все расставит на свои места — подумать страшно. Со стороны оно виднее — да только кто станет слушать советы стороннего! Вот и происходят подобные ошибки повсеместно... за исключением Арамейля. Уж если ректор своим распоряжением зачисляет кого на отделение магии — значит, этого властительно требует его талант. Тот самый, основной, еще неосознанный. Об заклад биться можно — быть мальчишке магом, да притом из лучших... а вот развлекаться на досуге он будет как раз математикой. Прикладной.

— По-моему, просохло, — заметил Лерметт. — Можно начинать.

— Согласен, — кивнул Илмерран и обернулся к Алани. — А ты что скажешь?

Алани придирчиво исследовал карту.

— Можно, — одобрил он после недолгого молчания. Лицо его было серьезным и сосредоточенным, в глазах не осталось ни смешинки, рот отвердел. Даже нахальная ямочка на подбородке сделалась жесткой и властной.

— Давай-ка, помогай, — бросил Лерметт Арьену, взявшись за найденный Илмерраном пергамент. — Укладывай ее.

— Куда? — удивился Эннеари.

— На стол, — нетерпеливо скомандовал Лерметт. — Поверх моей. Уголок к уголку, ровнехонько. Чтоб ни на волос в сторону. Давай, лучник. У тебя глазомер получше моего будет.

Спустя некоторое время совместными усилиями эльфа и короля карта была наконец-то уложена правильно. Алани в этом участия не принимал. Он стоял, сложив ладони вместе, и поминутно вякал: дескать, неровно... и опять неровно.

— Годится, — изрек он отсутствующим тоном, когда Лерметт от излишнего усердия едва не сдернул нечаянно пергамент на пол.

— Тогда приступай, — скомандовал Илмерран.

— Я уже приступил, — прежним, чуть рассеянным и вместе с тем сосредоточенным голосом отозвался Алани.

В кабинете сделалось необыкновенно тихо. Казалось, напряги слух — и услышишь, как струится вверх пламя свеч, поставленных в высокие шандалы. Алани развел слегка сомкнутые прежде ладони, потом округлил их, словно держа на весу незримую чашу. Пальцы и запястья его понемногу напрягались: невидимая чаша явственно тяжелела. А потом Алани, занеся руки над столом, сжал пальцы, ухватывая несуществующую чашу за края, и резким коротким движением разломил ее, изливая таинственное ее содержимое прямо на карту.

Эннеари еле слышно ахнул.

Он почти уже начинал догадываться, что именно делает Алани... всего лишь почти — но тем неожиданнее оказался эффект.

Карта ожила — словно бы распластанные по пергаменту образы вновь обрели плоть.