Лапоть, Вилы и Телега в стране мёртвых

– Первый проход пройден, приготовиться к отражению атаки, – грубый металлический голос паровозного ретранслятора вернул нас к действительности, свет резанул безжалостным лезвием непонятных лучей по незащищённым глазам, вызвав одновременно боль и слепоту, мы кратковременно находились ещё в туннеле, в темноте собственного сознания. После этого случая, при каждом просыпании ретранслятора, глаза у нас автоматически закрывались. В вагоне все зашевелились, у наших милых попутчиков, как камуфляж из резины, начала лопаться кожа и вырастать на руках когти, вытягиваться конечности и вместо симпатичных лиц появляться зловещие маски, а на местах лохмотьев из бывшей одежды, сшитой по заказам в лучших ателье Парижа, появляться кевларовые панцири с природным хитином. – Но, и экипировка! – выдавил из себя Телега, это были его первые слова, с момента попадания в поезд. Все эти разношерстные попутчики, превратившись в неопознанных зверей, расположились у вагонных бойниц вдоль стен, две стрекозы поднялись в воздух к турелям. Они между собой переговаривались короткими фразами, напоминающими язык приказов. Мы, абсолютно не понимали их звериный язык, болтались, как балласт в вагоне, и чтоб никому не мешать, старались в свободных бойницах увидеть, что хоть происходит вокруг нас. Почему такая нервозность. У Телеги вырвалось ещё одно чисто русское выражение: – Ни хрена себе! Тогда и мы с Вилами увидели психическую атаку, когда полки белогвардейцев, ровными шеренгами, под огнём пулемётов, во весь рост, презрев смерть, вал за валом атакуют окопы красных, из – за спины которых появились туши летающих птеродактилей, нет, я моргнул, не боевая авиация, а хищные динозавры, они из стойких российских вояк, вмиг, сделали фарш из тел. Навстречу птеродактилям из глубины белогвардейского тыла, послышался равномерный гул. – Танки, – предположил Вилы. – Нет, не танки. Над полем боя появились осы, каждая из которых весом с тонну, такие маленькие Джипы с крыльями. Птеродактили начали падать и отступать, оттягиваться вглубь обороны красных. Ретранслятор заорал: – Газы! И бойницы начали закрываться одна за одной, вагон перешёл в подводный режим, это была максимальная герметизация. Это наверно нас и спасло, всё зверьё было в противогазах, а у нас ещё не было средств персональной защиты. Опустился перископ, в бронепоезде и это было предусмотрено, на всякий случай, перископ по носу, чуть не ударил Телегу. Он сразу завис над окуляром. – Мать, твою! Я никогда не замечал у друга склонности к российскому языку, он больше любил молчать, не проявляя излишних эмоций, от его мрачного молчания, иногда даже негры белеют, а тут, наш железный рыцарь сдал, вывернул на меня окуляр перископа и побежал в угол вагона, откуда начались доноситься судорожные рефлексные звуки. Телегу рвало. Я со страхом взглянул в перископ. На горе сидело два старика, за бутылкой 777 портвейна, среди них крутилась наша женщина командир, Искра что ли, с кавказским ножиком в руках. Голова одного из стариков валялась на траве, она, наверное, ждала, когда второй закончит пить из горла, и…, я присоединился к Телеге. Ничего себе у них здесь порядки, если она так борется с пьянством, то в её присутствии и лимонад уксусом покажется. Вилы много выиграл от того, что не страдал излишним любопытством. Я, например, раньше пиво любил, а теперь, почему – то, разонравился мне его вкус. Поезд не прекращал движения не на минуту, бойницы открылись вновь, но всё пропало, не было ни белых, не красных, не ползающих, ни летающих. Все, как в немом кино, только физиономии у попутчиков остались зверские. Поезд не останавливаясь, немного притормозил, Телега выглянул в бойницу и его опять понесло в угол. Я уже был научен, только проследил, как проехали мимо шестов, с нанизанными головами этих алкоголиков. – Внимание, второй проход пройден, приготовится к прохождению третьего прохода. Звери расслабились, отошли от бойниц: кто-то пил воду, кто-то нюхал сухую кровь, говорят тонизирует, я не пробовал. Один из них, тот, который дежурил у странной пушки, подошёл к нам: – Говорил им, чтобы набирали подготовленных. А не кисейных барышень. Он покосился в сторону позеленевшего Телеги. – Не нападай на молодёжь, Верс. Забыл сам каким был? – В нашу защиту встал зверь, похожий на бронированного бобра. Я ещё по перрону его запомнил – толстый добродушный усач, в допотопных синих шароварах и в брыле. Я его тогда, за артиста принял. Мы не удивились тому, что начали понимать язык зверей, как-то, само собой получилось, как должное, что ли; мы удивились тому, что пропало косноязычие Вилы, он говорил, как прирождённый оратор. Его превращение в звериного Демосфена для нас было очередным чудом. Наши попутчики сообразили, что мы уже не немые, кое -что видели, кое – что слышали, кое – что понимаем, начался процесс нашего обучения. Для полноты восприятия урока, нам выдали по «Калашу», указали бойницы, предполагаемый сектор обстрела, и урок начался, он имел форму лекции, только тетрадь для конспекта не дали. Это был третий переход, который считался относительно безопасным, по сравнению с двумя первыми, вдруг поезд резко дёрнуло, со скрипом открылся люк между вагонами, и к нам, соблюдая все меры безопасности, ввалилось тело нашего командира. Телега скривился, и прошептал мне на ухо: – Я это животное видеть не могу. Я понял, кого он имел ввиду. Но женщина пришла не по наши души, она что-то сказала ближнему окружению, и обратно нырнула в люк. Я узнал, что за нашим вагоном находился штаб бронепоезда, видимо мадам, была не последней шестерёнкой в этом сложном механизме смерти. Телега с Вилами увлечённо слушали лекцию, а я отвлёкся, мне интересно было то, что твориться в вагоне. А в вагоне, после ухода мадам, начался шум, на зверских лицах появились черты негодования, у некоторых даже пена возле пасти, и стон – горький стон. Этот бобёр броненосец, видно, негласно, курировал нас, взял опеку над новичками: – Ребята, нам здорово не повезло! Это для вас первая экспедиция, и молите бога, чтобы она не оказалась последней. Искра, сказала: – Проход закрыт. Проводник выставил предъявление с головой чистого, он запечатал проход…, и оставил фигурку шахматного коня. Опять нарвались на гроссмейстера. Этот проводник всегда выигрывал у нас. Последний раз мы потеряли половину состава бронепоезда, он никогда не делает штучные удары, всегда у него продуманные комбинации, и всегда, выиграв сражение, он оставляет шахматную фигуру, Почерк у него такой. Прошло более двух столетий, наши аналитики, так и не смогли его вычислить, даже примет этого гения не знаем. Сколько существ уже погибло! Этот раз он пригласил нас на игру, придётся играть, всё равно круги нарезать.