Лакировка

Первый взгляд на этот деревянный нарост вызвал тошноту и у Хамфри, который при всей своей нервной чуткости физической брезгливостью не отличался, а во время войны видел много разорванных на куски человеческих тел. И даже эти кровавые лоскутья были не так страшны, как разорванный надвое труп его приятеля: голова и туловище по пояс отлетели в одну сторону, а остальное — в другую... Как многие его сверстники, в этом отношении он загрубел. Тем не менее когда он увидел голову старухи, ему пришлось употребить всю свою волю, чтобы обрести клиническое хлад­нокровие. Этот молодой человек, несомненно, видел трупы — людей, погибших в ав­томобильных катастрофах, самоубийц или даже одну-две жертвы убийств,— но такого зрелища он не выдержал и судорожно сглатывал. Хамфри сказал;

— Выйдемте.

В коридоре сержант попытался призвать на помощь служебную выдержку. Хамфри спросил, как его фамилия, опять не расслышал, а потом она затерялась среди фамилий множества полицейских, которые ему вскоре пришлось услышать. Возможно, фамилия сержанта была Робинсон. Голос у него срывался, но он произнес обычную формулу:

— Здесь ничего нельзя трогать.

— Я понимаю,— сказал Хамфри.

— А вы или она тут что-нибудь уже трогали?

Хамфри перевел вопрос, и Мария энергично замотала головой. Как бы ни подейст­вовало на нее зрелище этой комнаты — «очень нехороший вид», повторяла она,— желу­док у нее, во всяком случае, подумал Хамфри, крепче, чем у сержанта или у него са­мого. Хамфри ответил, что он ни к чему не прикасался, кроме телефона.

— Собственно, вам не следовало бы им пользоваться! — Молодой человек быстро приходил в себя. — Но что сделано, то сделано. А больше ничего вы не трогали? Я по­ставлю у дверей человека, пока мы тут не кончим.

— Возможно, приедет ее врач,— сказал Хамфри.

— Трогать и ему ничего нельзя. Пусть посмотрит с порога.

По лестнице поднялся полицейский патрульный, которого послали выяснить, в чем дело, когда звонок Марии вверг участок в недоумение. Сержант приказал ему встать у дверей гостиной, самому ничего не предпринимать и не допускать, чтобы кто-нибудь, кроме полицейского врача и инспекторов уголовного розыска, прикасался к че­му бы то ни было, брал в руки или передвигал какие-нибудь предметы.

— Там лежит труп. И должен вас предупредить: зрелище не из приятных,— сказал сержант с небрежностью, словно бы рожденной долгим опытом, успешно ра­зыгрывая закаленного сыщика, который и от десятка трупов бровью не поведет.

Он взялся за дело. Спросил Марию, где стоит другой телефонный аппарат, и по­звонил в участок на Джеральд-роуд, чтобы они сообщили старшему инспектору. И по­лицейскому врачу, как только старший инспектор это санкционирует. Он, конечно, сначала сам захочет взглянуть, сказал сержант тоном совсем уж многоопытного слу­жаки. Трупы не имеют привычки бегать. Врач может полчаса и подождать.

Затем сержант попробовал использовать удобный случай отличиться. Вести опрос предстояло другим, но почему бы не приобщить к делу и свои заметки? Молодой чело­век был явно самонадеян, но Хамфри он скорее нравился.

Хамфри переводил ему ответы Марии. Сам он почти ничего нового не узнал, кро­ме того, что ее муж работает официантом в кафе на Фулем-роуд. Утром она пришла в обычное время, примерно без двадцати восемь. Поставила греться воду для кофе и поднялась наверх. Заметила, что дверь гостиной открыта. И увидела то, что они сами видели. Когда она спустилась вниз, чтобы сходить за Хамфри, то заметила еще одно: дверь садовой комнаты (то есть комнаты с дверью в сад) тоже была открыта настежь.

— Пока достаточно. Мне ни вы, ни она больше не требуетесь, благодарю вас. Старший инспектор, конечно, захочет поговорить с вами. Еще раз благодарю вас.

Сержант наслаждался последними минутами своего пребывания у власти. Но при всей своей нагловатости он был вежлив.

— Ах да! Я забыл спросить вас. Необходимо уведомить ближайших родственни­ков. Вы не могли бы мне их назвать?

— У нее есть сын. Лорд Певенси. Насколько мне известно, он живет в Марокко.

Лорда Певенси он видел всего раз в жизни.

— Они поддерживали отношения?

— Последние годы он, по-моему, здесь не бывал. Но она поддерживала отноше­ния со своим внуком,— продолжал Хамфри.— Он служит в Германии. И две недели назад приезжал навестить ее.

Хамфри добавил, что он, если нужно, может позвонить в штаб дивизии и связать­ся с Лоузби.

К этому времени в доме появилось полдесятка полицейских, из них двое в штат­ском. Старшему инспектору из местного участка было коротко доложено о показаниях Хамфри и о том, что войти и выйти можно еще и через сад. Он позвонил в несколько мест, поговорил с Хамфри, делая заметки, а потом с дружеской почтительностью сказал, что официальные показания можно будет дать и позже. Все происходило бы­стро и деловито. Приехал полицейский врач, установил факт смерти, дал свое заклю­чение и уехал, а тем временем к Хамфри присоединился в коридоре доктор Перримен. В гостиную ему войти не разрешили, но, как и сказал молодой сержант, позволили по­смотреть с порога.