Ладога, Ладога...

— Здрасьте, контуженые, и обмороженные! — с порога громогласно поздоровался Барочкин — он был весело возбужден.

— Хорош! — Чумаков смотрел на Петю неодобрительно. — Почаще спи за рулем — на том свете проснешься. Теперь неделю будет как фон-барон вылеживаться! Паек даром получать!

Петя виновато отвел глаза. Чумаков обернулся к Надежде:

— Может, вы его у себя оставите?

— Нет уж, забирайте.

Генерал сказал в трубку прямого провода:

— Начинаем переправу!

— Лед надежен?

— Промерили по всей трассе.

— Смотрите, не утопите ни одного. Они нам нужны за Ладогой все!

Генерал кивнул:

— Понимаю, товарищ член Военного Совета!

Короткий взмах флажка, и тяжелый танк, грохоча по настилу, ползком спустился с западного берега Ладоги на лед, таща за собой на огромных санях-волокушах башню с пушкой. Танкисты в шлемах, высунувшись из обезглавленного танка, зорко осматривали лед. Танк шел, оставляя ребристые гусеничные колеи. За ним с большим интервалом спустился на лед другой, но не вслед, а рядом — по новому пути. Танки один за другим сползали на озеро, двигались на восток медленной бесконечной вереницей.

Шоферы, привлеченные гулом, останавливали свои полуторки посреди озера, смотрели, как ползут в стороне от автомобильных ниток могучие броневые громады. Переговаривались:

— Куда ж они из Питера-то уходят?

— Там им развернуться негде. А за Ладогой — простор.

Танки, грохоча, ползли на восток, а навстречу им ехали полуторки с мукой для голодного Ленинграда,

Старенькая полуторка остановилась на заваленной снегом ленинградской улице перед старым домом с заледенелыми окнами.

Правил полуторкой Коля Барочкин.

Дверь квартиры была не закрыта, он вошел в коридор — там было почти так же холодно, как на улице. Из угловой комнаты доносился громкий стук. Барочкин приоткрыл дверь. Посреди комнаты в пальто и теплом платке стояла беленькая Лиля и неумело рубила топором на дрова кусок забора.

— Можно?! — громко спросил он.

Она услышала, обернулась, и Коля увидел, как она похудела.

— Вам с Ладоги привет, от Пети.

— Здравствуйте, — она узнала его и обрадовалась.

— Коля Барочкин, — напомнил он. — Гостинец вам велели передать. — Он протянул ей узелок.

— Что это?

— Мука… правда, с землей пополам. Возим, ну и на досках кузова остается. Петя веничком смел. Вы просейте и… земля — она безвредная.

— Ага, — Лиля прижала узелок к груди. — Спасибо… спасибо.

— Топливо по заборной книжке получили? — Он взял у нее топор и стал колоть.

А она смотрела па него и улыбалась.

— Ну, как он… как вы там?

— Как белые медведи, — отвечал он. — Кругом лед, а мы. не мерзнем. Хлеб возим, баранкой закусываем, — и он как бы покрутил руль. — А Петя молодцом…

Она развеселилась.

— Писем ему от родителей не было?

Она огорченно покачала головой.

— А вы как?

— Да так вот… — И лицо ее стало пасмурным.

— Мама где?

— Мама на дежурстве в типографии, а Геннадий Трофимович на завод перебрался жить. Жену его, тетю Дусю, снарядом убило. Пошла на Фонтанку за водой и…

— Да-а… Не знаешь, где тебя война достанет. А бабушка?

— Это вы про меня? — На пороге комнаты стояла Аделаида Ивановна, худющая, тепло укутанная, с крохотной кастрюлькой в руках. — Здравствуйте, молодой человек. Бабушка пока жива. Лилечка, ты разрешишь мне кастрюльку на твою печку поставить?

Барочкин увидел па дне кастрюльки несколько плавающих в воде горошин.

— У вас, я вижу, все горох да горох, — сказал он. — Запасы?

— Со времен царя Гороха… Дрова дефицит. Кто затопит, у того и варим… — И грустно добавила: — Что-то ваша Ладога хлеба нам пока не прибавляет.

— Возим за тридевять земель, — отвел глаза Барочкин. — Погодите, лиха беда — начало…

— Торопитесь, а то некому возить будет…

Она стояла перед ним такая безрадостная, что он не выдержал:

— Вот вам к супчику. — И, вынув из кармана, протянул ей два сухаря.

— Да что вы? — Она не решалась взять, губы ее дрогнули. — Впрочем, я не в силах отказаться. — И взяв сухари, вышла.

Барочкин, склонившись над печуркой, растапливал ее. Вспыхнул огонь, и в комнате сразу стало теплее. Он распрямился:

— Ну, пошел. — И подмигнул шутливо: — А то перевозки остановятся. Какие будут поручения?

— Передайте Пете… передайте… — И Лиля, подойдя, поцеловала Барочкина в щеку.

— Очень даже ясно, — кивнул он и, выйдя в коридор, направился к двери.

Но его окликнула Аделаида:

— Молодой человек, я вас прошу — на одну минуточку!

Он вошел вслед за ней в ее комнату и, удивленный, остановился. Таких комнат он еще не видел. Старинная мебель, все стены увешаны картинами, маленькими и большими, в разнообразных рамах. На столиках и тумбочках бронзовые и фарфоровые скульптуры. На подоконнике, плохо гармонируя с обстановкой, валялось несколько целлулоидных попугаев-погремушек, какими развлекают грудных детей.

— Да у вас тут прямо музей.

— Просто долго живу, вот и собралось, — сказала Аделаида. — Это фламандская школа, а это поздний Репин. Он мне сам подарил.

Барочкин, изумленный, повернулся к старухе:

— А вы, простите, из бывших?

Аделаида грустно улыбнулась: