Ладога, Ладога...

Они стояли и смотрели друг на друга, разделенные каналом. Потом одновременно побежали вдоль перил к ближайшему мостику. Встретились посередине моста, запыхавшиеся, смятенные. И Лиля, плача, припала к его плечу. Он обнял ее, вздрагивающую, смотрел на нее — узнавал и не узнавал. Худющая, бледная, но вытянулась — возраст взял свое, не девочка, а девушка, и лицо стало взрослей, и волосы, такие же светлые, стали длиннее и прямее.

— Я наш дом увидел и…

— Мне повезло. Я как раз за хлебом пошла…

— А мама?

— Мама за неделю до этого эвакуировалась.

— Где же ты живешь?

— Мне дали целую квартиру — пустую. Сейчас в Ленинграде жилплощади много. — И взяла его за руку. — Идем ко мне, я тебя чаем папою.

Он покачал головой:

— Не могу, мы сейчас на фронт уходим.

— Куда?

— На Карельский.

Она огорчилась, потом улыбнулась:

— Ну это близко. А как товарищи твои, Коля Барочкин?

— Служит, — коротко кивнул Петя.

— Зинаида-то как раз дома была, — тихо сказала Лиля и, помолчав, спросила: — А где Надя?

— Не знаю.

— Как?

— А вот так… — И он сделал движение руками, как бы разводя себя и Надю по разным берегам. — Может, на Волховский фронт попала, может, па Украинский, — вспомнил он слова хмурого шофера и переменил тему: — Вытянулась ты.

— Бегаю много. Город расчищали, теперь семена для огородов готовим… — Она снизу вверх смотрела на него. — Ты ко мне заезжать будешь?

Он взглянул на нее ласково, тихо сказал:

— А кто же еще у меня остался?

— А у меня?

Они стояли па мосту, на канале, а внизу, на поверхности канала, серел рыхлый ноздреватый лед.

Лед под Ленинградскими мостами тронулся. Сперва проплыли мелкие невские льдины. Вода очистилась. А потом по Неве, сталкиваясь и медленно кружась, пошли крупные ледяные глыбы.

Ленинградцы, стоявшие па мостах, кутаясь в весеннюю зябкую одежонку, провожали их глазами.

— Даже температура понизилась.

— Ладожский пошел.

— Нынче не как обычно — позже на десять дней.

Ленинградцы смотрели вниз с мостов, а под ними по Неве плыл не как всегда белоснежный, а весь в колеях и следах автомобильных шип ладожский лед. И на одной льдине стоила поржавевшая кровать, а на другой валялся обод от колеса, на третьей торчал указатель со стрелкой «Техпомощь». А тут в льдину вмерз крылом упавший самолет, а на одной льдине лежал, распластав руки, лицом вниз вмерзший в нее безымянный солдат.

На берегу Ладожского озера, у Вагановского спуска, стоит обелиск в честь Дороги Жизни. Две бетонные дуги взметнулись ввысь и протянулись навстречу друг другу, словно вражеское кольцо, пытающееся охватить Ленинград и разорванное Ладожской ледовой трассой.

В бетонное подножье обелиска навечно впечатаны следы автомобильных шин.

И на плите выбиты стихи:

Потомок, знай! В суровые года,
Верны народу, долгу и Отчизне,
Через торосы ладожского льда
Отсюда мы вели Дорогу Жизни,
Чтоб жизнь не умирала никогда!