Ладога

Утром Ксения, как и полагалось по графику, заступила на свою вахту у входа в туннель. До этого там дежурил рядовой Кичигин.

Увидев девушку, Петя поспешно вскочил с табуретки, уступая ей место. Но уходить не торопился. Он делал вид, что изучает заусенец на большом пальце, но сам то и дело бросал на Ксюшу восторженные взгляды.

Маркова ненадолго отвернулась, устремила взгляд в туннель, но там не было совершенно ничего интересного, даже освещение не горело. Просто темный провал, пахнущий сыростью. Они находились в закутке два на два метра, сюда вела единственная дверь, на потолке тускло горела единственная лампочка.

Ксюша поежилась. Петя тут же снял куртку и заботливо накинул на плечи девушки.

– Спасибо, – промолвила она. – Ты иди, отдыхай.

Но парень не уходил. Он долго мялся, не зная, с чего начать разговор. Наконец, решился и спросил:

– Ты ж из метро, да? И как оно?

Наивный, простой вопрос Пети всколыхнул в душе Ксюши целую бурю.

Она до сих пор помнила, как в сонную, размеренную жизнь Оккервиля пришла война. Как они поспешно уходили с «Новочеркасской», на которую вот-вот должны были ворваться штурмовые группы Империи. Как бились с веганцами на блокпостах станции «Ладожская». Она тоже была там. С карабином в руках Маркова стояла у баррикады из мешков с песком и выпускала пулю за пулей в темное жерло туннеля… Они победили в тот день. Но какой дорогой ценой досталась оккерам та победа! Скольких чудесных, добрых, честных людей похоронили они. Среди убитых были отец и брат Ксюши…

На глазах у девушки выступили слезы.

Кичигин, не ожидавший такой реакции, растерялся.

– Ты это, прости… Если не хочешь, не вспоминай, – пробормотал он.

– Все нормально, – Маркова через силу улыбнулась. – Просто грустно. Там был мой дом. Моя родина. Я сражалась за нее. Мы все сражались. И что в итоге?! Если б ты знал, как мы рыдали, покидая родной Оккервиль. Если б ты только знал…

Петя осторожно подошел, сел рядом. Обнять Ксению он не решился, просто прислонился плечом, робко провел ладонью по ее волосам.

– Понимаю, Ксю. Хреновое чувство. Ну ничего, теперь здесь твой дом.

Девушка отстранилась, сжала губы и отрешенно уставилась в пустоту.

– Наш дом? Наш дом, Петь? Где? В этом бетонном мешке? Наш дом захвачен заговорщиками. Во главе с этим. Вилковым. А мы опять – изгои. Господи, когда же это кончится?!

Она всхлипнула и вытерла глаза рукавом куртки.

– Мы порвем эту гниду, – произнес парень, сжимая кулаки. – Обещаю. Мы вернемся. И тогда Вилков ответит за все.

* * *

Альберт Вилков с самого начала не собирался афишировать свои намерения. Далеко не все рядовые участники заговора знали, что замышляет их шеф. Если бы информация о готовящейся «чистке» просочилась в народ, план почти наверняка провалился бы с треском. Вилков не хотел лишних осложнений. Тяга к спецэффектам тоже была ему совершенно чужда. Все было сделано быстро, жестко и грамотно.

Новый председатель не форсировал события. Дал народу немного успокоиться, привыкнуть к нему. Провел пару реформ, например запретил свободную реализацию алкоголя. Обмолвился, что не против многоженства и в ближайшее время рассмотрит эту идею, даже пообещал организовать всеобщие выборы, чтобы сделать свою власть законной. Но это были просто слова, которые должны были отвлечь внимание жителей от более важных вещей. Альберт Евгеньевич сделал вид, что с приходом новой власти ничего не изменилось, усыпил бдительность своих противников.

А потом стремительно, за одну ночь, из бункера на поверхность было изгнано почти сорок человек. Агенты Вилкова действовали по заранее намеченному плану. Они врывались в жилища, арестовывали людей, которых новый председатель счел «лишними» для общины, сгоняли в специально отведенные помещения, а оттуда отправляли на улицу, на мороз…

Лежачих больных решили не трогать. Совсем беспомощных инвалидов можно было ликвидировать потом, под шумок, и представить все так, будто бы они сами умерли. Да и ели лежачие больные мало, общину они не сильно обременяли.

Составляя список кандидатов на изгнание, Альберт учитывал разные факторы. Он понимал, что даже от калеки может быть польза. Так, в списке долгое время фигурировали Иван Громов и Дима Самохвалов. Но в последний момент Вилков вычеркнул обоих. Иван был хорошим солдатом и еще вполне мог приносить пользу, а Дима оказался неплохим поваром. После осколочной раны в ногу Самохвалов стал сильно хромать, путь на поверхность был юноше заказан, ни в охотники, ни в сталкеры его бы не взяли. Зато на кухне парень трудился наравне с остальными поварами.

«Пусть кашеварит», – подумал Альберт Вилков и решил оставить Диму в общине.

У остальных сорока человек уважительных причин остаться в тепле и безопасности не нашлось. Все они либо вообще не могли работать, либо трудились крайне паршиво. Все имели те или иные дефекты или болезни, а ели наравне с полноценно работающими людьми. Судьба этих бедолаг была предрешена.