Лабиринты времени

– Мы нагрянем к батюшке Марии Папер и огорошим, запутаем, собьём с толку! – воодушевлённо излагал Бугаев. – Выступив в роли подпольщиков, взыскующих защиты от полиции, затребуем адрес будто бы обещавшей помощь племянницы. Согласно легенде, для нас нет лучшей маскировки, чем эта. Мы привлекаем всеобщее внимание и поэтому вне подозрений. Мы будто бы приняли вид дальтоников, спешащих на конгресс глазных врачей. Заболевание легко объяснит пестроту нашей одежды. А знаете что?!.. Срочно дайте сюда пробки, что у вас в кармане.

Тиняков подчинился.

Боря нашёл спичечный коробок. Рассыпая, ломая и портя спички, стал опалять пробку.

– Изобразим мавров, – объяснил он, натирая лицо жжёной частью.

– Говорящих на чистейшем русском?…

– Я посещал страну пирамид, могу излить мелодию магрибской речи.

– Но я-то не посещал!..

– Экий вы эгоист! Всё о себе да о себе, – возмутился Бугаев. – В наказание будете немым.

– Мне станет стыдно, ежели в этом наряде меня заметит кто-нибудь из знакомых, поэтому красьте меня!

– Теперь и вы – эбеновый! – довольно произнёс Бугаев, закончив работу.

– А не лучше ли будет сказать, что мы прияли маски спешащих на вечер поэтов?

– Это мне не пришло в голову, – сознался Боря.

– Я для сцены новейшую манеру декламации придумал. Можно на отце поэтки опробовать. Вот послушайте… – Тиняков гугниво, как бы с ленцой стал читать рифмы, в такт выбрасывая перед собой руки с затейливо отставленными перстами.

– А зачем жестикуляция? – спросил Бугаев. – Это масонские знаки?

– Это для страдающих глухотой, буде таковые найдутся в зале. У меня ещё не совсем точно получается передать смысл… Ну да ладно. Беспокоит иное. Не могу измыслить название изобретению. Речесловие… Речекряк…

– Кажется, я знаю, как назвать вашу сценическую манеру. У вас опорки «со скрыпом», и читаете стихи вы будто рыпите. Значит, ваша манера – «рып».

– Что ж, «рып» так «рып».

– А мы, стало быть, «рыпперы», – не унимался Боря Бугаев.

– Как красиво вы грассируете это слово, – подивился Александр Иваныч. – Урождённый парижанин!

– Вам нужен «мотор», – сказал Розанов. – Тут неподалёку есть гараж. Удивительное везение! Замечательный дубль-фаэтон отдают внаймы за копейки, – сообщил он, выходя из ворот.

Трое механиков выкатили массивный автомобиль и ретировались.

– Я буду править, – быстро сказал Тиняков, заметив, что Боря с интересом рассматривает место шофёра. – Папаша владел самодвижущимся ландо, но экономил на кучере. Так я научился обращению с штурвалом. А вы, Боря, можете взять на себя гудок.

Тотчас Бугаев схватил свисавшую от ревуна резиновую грушу, приготовившись распугивать прохожих. Тиняков пустил в ход движитель, с усилием прокрутив несколько раз рукоять между передними колёсами.

Едва отъехали на несколько сот метров, как под днищем «мотора» что-то лопнуло и кузов подбросило, и ещё раз, ещё, каждые несколько оборотов колёс. Пассажиры взлетали на вершок от сидений.

– Этак скоро нас морская болезнь одолеет, – выдохнул Тиняков, вцепляясь в руль.

Улица пошла под уклон и задок рамы высек из булыжной мостовой сноп искр. Прохожие порскали в переулки.

– Мы напоминаем банду, – вынес вердикт Тиняков, снова посмотрев на своё отражение в зеркальце заднего зрения.

– Двоих для банды маловато, – констатировал Боря, клацая зубами на каждом слове. – Гумми вдесятером с друзьями изображал прошлым летом бродячий цирк. Пейзане верили.

– В банду верят проще.

С облегчением выключив двигатель, приятели пошатываясь выбрались на твёрдую землю.

Вдруг Тиняков схватился за ляжки.

– Что с вами?

– Пояс лопнул: брюки спадают, исподнее видно, – с надрывом сказал Тиняков.

– Вы подтягивайте время от времени, – посоветовал Бугаев. – На косточку бедренную цепляйте. С меня этот предмет одежды постоянно сползает, даже не знаю почему.

– Скажите, вы сами одежду себе покупаете? Или с maman…

– Конечно сам, в конфексионе Мандля, – как будто сфальшивил Боря. Во всяком случае, он густо покраснел. – Вот, кстати, о декламации стихов, – поспешил перевести он тему. – Предчувствую, через век начальство заставит гимназистиков наизусть шлёпать наши стихи, стоя по струночке, размеренным голосом «с выражением». Когда их надобно выкрикивать, отплясывая «камаринского», петь по-хлыстовски, повторяя до тех пор, пока стихи сами собой не зазвенят в вашем мозгу, частушничать либо эвритмически изображать телом.

Кабина лифта вознесла поэтов на нужный этаж.

– Говорите, надобно сбить его с толку? – спросил Тиняков Борю, перед тем как загрохотать кулаками в нужную дверь.

– Кто вы такие? – дрожащим голосом спросил открывший старичок.

– Гримированные соратники вашей племянницы, – громким шёпотом сказал Тиняков.

– У меня, к сожалению, нет племянницы, – старичок попытался закрыть дверь.

Яростно подмигивая и растопыривая пальцы, Тиняков зарыпел:

– Партийная кличка – Зина Карамышева, всё подполье о ней наслышано.

Яков Львович всматривался в язык жестов, прилагая видимые усилия расшифровать их.

– Молодой человек, – наконец сказал он, – вы – самозванец, и даже не старайтесь!..