Лабиринт призраков

Почти перед закрытием магазина прибежал возбужденный дон Федерико, местный часовщик, притащив с собой некий агрегат, оказавшийся портативным телевизором, купленным им в Андорре. Поставив аппарат на прилавок, Федерико обвел нас торжествующим взглядом.

– Быстрее! – воскликнул он. – Мне нужен шнур.

– Вам и всем остальным в этой стране, поскольку без электричества далеко не уедешь, – пошутил Фермин.

Но выражение лица часовщика ясно давало понять, что он не настроен слушать всякий вздор. Профессор Альбукерке, уже сообразивший, в чем дело, помог ему подключить телевизор, и Федерико принялся настраивать его. Вспыхнул серый экран. Потрескивая, он осветил мерцающим ореолом весь магазин.

Из подсобного помещения высунулся мой дед, встревоженный суетой, и вопросительно посмотрел на нас. Фермин пожал плечами.

– Зовите всех! – распорядился дон Федерико.

Пока он регулировал антенну, пытаясь поймать волну, мы собирались перед экраном телевизора, как на торжественную литургию. Фермин с профессором Альбукерке начали расставлять стулья. Вскоре мои родители, дед, Фермин, дон Анаклето (возвращаясь с вечерней прогулки, он заметил мигающий свет и, решив, что мы пали жертвами стиля йе-йе, заглянул полюбопытствовать), Фернандито с Софией, Мерседитас и клиенты, собравшиеся, чтобы поздравить профессора Альбукерке, расселись в импровизированном кинозале в ожидании неизвестно чего.

– У меня еще есть время, чтобы пописать и купить воздушной кукурузы? – поинтересовался Фермин.

– Я бы на вашем месте потерпел, – строго одернул его профессор Альбукерке. – Сдается мне, что произойдет нечто весьма важное.

Вскоре дон Федерико наладил антенну, статичное окошко помех пропало, сменившись мрачноватой бархатистой роскошью черно-белого изображения, какое транслировала в те дни компания «Телевисьон Эспаньола». На экране появилось заплаканное, искаженное горем лицо политика, в облике которого сочетались черты окружного прокурора и супермыши Майти-Мауса. Дон Федерико прибавил громкость.

– Франко умер, – всхлипывая, объявил действующий председатель правительства Ариас Наварро.

С небес или откуда-то еще опустилось гробовое молчание, тяжелое, как многотонная плита. Если бы висевшие на стене часы еще работали, маятник замер бы на полпути. Дальше события развивались почти одновременно.

Мерседитас разрыдалась. Дед побледнел, наверное, его охватил страх, что с минуты на минуту раздастся урчание танков, выезжающих на Диагональ, и опять начнется война. Дон Анаклето, преданный эпическому жанру и поэзии, уже видел в воображении пылающие монастыри и прочие увеселения. Мои родители в смятении переглянулись. Некурящий профессор Альбукерке взял у часовщика сигарету и задымил. Фернандито и София, не разделяя общего потрясения, улыбались друг другу, будто вернулись в волшебную страну детства, продолжая держаться за руки. Некоторые из собравшихся читателей крестились и уходили, насмерть перепуганные.

Я осмотрелся по сторонам, желая найти хотя бы одного взрослого человека, сохранившего самообладание, и внезапно увидел Фермина. Он слушал речь председателя правительства с холодным интересом, сохраняя спокойствие. Я встал рядом.

– Посмотрите-ка, это плаксивое ничтожество притворяется, будто в жизни мухи не обидел, подписав при этом больше смертных приговоров, чем Аттила, – заметил Фермин.

– И что же теперь будет? – взволнованно спросил я.

Фермин безмятежно улыбнулся и похлопал меня по спине. Предложив мне «Сугус», он развернул свою конфету, лимонную, и с наслаждением принялся сосать ее.