Лабиринт призраков

– То, что вы чувствуете, называется не любовью, а вожделением, – наставлял меня Фермин. – В вашем возрасте невозможно уловить разницу, такова химия. Мать-природа вынуждена прибегать к подобным уловкам, чтобы на планете не перевелось население. Она щедро впрыскивает гормоны и легкомыслие в вены юнцов, желая обеспечить пушечное мясо, готовое размножаться на манер кроликов, равно как и жертвовать собой во имя того, на что укажут банкиры, клирики и пламенные революционеры, то есть те, кто нуждается в идеалистах и прочих пакостниках, чтобы помешать миру развиваться, сохранив в неприкосновенности его нынешнюю архитектуру.

– Однако, Фермин, какое это имеет отношение к томлению сердца?

– Только не нужно патетики, все гораздо проще. Сердце – лишь внутренний орган, он перекачивает кровь, а не сонеты. Если повезет, часть кровотока доберется до головы, но значительная его часть застрянет в желудке или, как в вашем случае, интимных частях тела. И поскольку вы не бережетесь, порой они заменяют мозг, во всяком случае лет до двадцати пяти. Держите тестикулы подальше от руля и ведите корабль в порт. Дадите слабину, и жизнь пройдет без толку.

– Аминь.

Свободное время я тратил на нежности в тени порталов, относительно успешные изыскания под кофточками и юбками на последнем ряду кинозала по соседству, шумные вечеринки в «Паломе» или воскресные прогулки по набережной под руку с возлюбленной. Не хочу утомлять читателя подробностями, поскольку не происходило ничего выдающегося, о чем следовало бы рассказать. Во всяком случае, пока мне не исполнилось семнадцать лет и я не познакомился с созданием, носившем имя Валентина. Каждый уважающий себя моряк рано или поздно сталкивается с айсбергом; мой айсберг назывался Валентиной. Старше меня на три года (на практике казалось, что на десять), она повергла меня в глубокий ступор на несколько месяцев.

Я познакомился с ней осенним днем, когда заскочил в старую Французскую книжную лавку на бульваре Грасия, чтобы переждать дождь. Я увидел девушку со спины, и что-то заставило меня приблизиться к ней и заглянуть через плечо. Она перелистывала роман Хулиана Каракса «Тень ветра», и я осмелился подойти к ней вплотную и открыть рот потому, что в то время чувствовал себя несокрушимым.

– Я тоже читал эту книгу, – заявил я, блеснув остроумием, уровень которого нагляднейшим образом подкреплял правоту теорий Фермина о кровотоке.

Девушка взглянула на меня зелеными глазами, пронзавшими насквозь, как кинжалы, и моргнула так медленно, что мне почудилось, будто время замедлило свой бег.

– Тебе повезло, – произнесла она.

Девушка поставила книгу обратно на полку, повернулась и зашагала к выходу. Побледнев, я пару секунд простоял в оцепенении. Когда ко мне вернулась способность двигаться, я схватил роман с полки, отнес к кассе, упаковал и выбежал на улицу, окрыленный надеждой, что мой айсберг не канул в воду навсегда.

Затянутое серыми тучами небо сыпало дождевыми каплями размером с жемчужины. Я догнал девушку у светофора: не обращая внимания на дождь, она ждала, когда переключится свет, чтобы перейти улицу Росельон.

– Может, позвать полицейских? – проговорила она, глядя перед собой.

– По-моему, не надо. Меня зовут Хулиан.

Валентина усмехнулась. Повернувшись, она снова смерила меня пронзительным взглядом. Я глупо улыбнулся и протянул ей книгу. Вскинув брови и поколебавшись мгновение, она все же приняла подарок.

– Еще один Хулиан? У вас сложилось нечто вроде братства?

– Родители дали мне имя в честь автора этой книги, с которым они дружили. Это лучшее из того, что я когда-либо читал.

Судьба разыграла мизансцену как по нотам, как всегда происходит в подобных случаях. Молния посеребрила фасады домов вдоль бульвара Грасия, и над городом грозно прогремел гром. На светофоре зажегся зеленый свет. Не дожидаясь, пока Валентина пошлет меня подальше или позовет жандарма, я выпустил последний патрон.

– Десять минут. Одна чашка кофе. Если я не заслужу десяти минут, то испарюсь и ты меня больше не увидишь. Обещаю.

Валентина с сомнением посмотрела на меня, сдерживая улыбку. Виной всему стал дождь.

– Ладно, – кивнула она.

И я еще наивно думал, что моя жизнь изменилась в тот день, когда я решил стать писателем!

* * *