Лабиринт Минотавра

Может, он думал о том, что завтра, рано утром, они с женой, наконец – то, поедут в Алтайский край, в те самые, столь родные и близкие его сердцу и душе места, где он когда – то родился и еще босоногим мальчишкой бегал по пыльным тропинкам с удочкой на речку, собирал грибы? Эти ностальгические воспоминания его детства в последние дни все чаще посещали его. Может, эта приближающаяся старость так дает о себя знать? Хотя, нет, он еще силен, и на здоровье ему грех жаловаться. Может, эту силу и здоровье подарил ему чистый воздух Горного Алтая? Или стремительно летящая в сумасшедшем круговороте горная речная Алтайская вода, берущая свое начало где – то там, в вершинах красивых синих гор, способная не только утолить жажду, но и дать удивительные, живительные силы? А может, и рога марала? Не стерта еще прожитыми годами память тех лет. До сих пор помнит он деда своего, таежного охотника. Как сейчас видит он его, колдующего у ночного костра над приготовлением эликсира силы, здоровья и мужества. Отобрал дед эту силу у прежде могучего, а теперь сиротливо лежащего на таежной тропе огромного быка. Вместе с его столь же огромными и могучими рогами.

Отменить поездку он не мог. Именно завтра он станет собственником дома, который они с женой, будучи в отпуске, присмотрели еще летом. Дом был хороший, просторный. И река рядом, та самая река его детства и тот самый лес на фоне синих гор.

О чем именно в эти минуты думал следователь? Тем не менее, продолжая о чем – то думать, он молча взял со своего стола несколько скрепленных листов бумаги, просмотрел их, после чего смял и небрежно бросил в стоящую под столом корзину для бумаг.

Устало откинувшись на спинку стула, снял очки и, словно отмахнувшись от назойливых мух, жестом попросил оперов выйти. Владимир, наблюдая за следователем, молчал. Так же молча, но уже с некоторым любопытством, словно изучая Владимира, следователь, в свою очередь, в упор посмотрел на него.

Промычав про себя что – то непонятное, следователь бесстрастным голосом напомнил Владимиру, что тот подозревается в совершении преступления по организации преступной группировки с целью вымогательства денежных средств путем угроз и шантажа, т. к. имеется письменное заявление потерпевшего, в связи с чем им было возбуждено уголовное дело и принято к его производству. А поскольку подозрения с него пока не снимаются, он принимает решение взять с Владимира подписку о невыезде.

Владимир понимал, что основанием для возбуждения уголовного дела являлось заявление потерпевшего, того самого Николая Николаевича, а сам по себе протокол о его задержании не является даже относительным доказательством совершения указанного преступления, о котором ему только что сообщил следователь, так как нет, как говорят юристы, того самого события преступления. Следовательно, это уголовное дело должно быть прекращено.

Тем не менее Владимир, выслушав следователя, не стал выражать своего мнения по предъявленному ему обвинению. Вернее, по подозрению в совершении преступления. Скорее всего, потому, что уже не было в кабинете задержавших его оперов. Может, оттого что очень устал. Или оттого, что вот так, внезапно, закончился этот день. День, который стал для Владимира камнем, испытывающим его мужество, несчастьем, вызвавшим его талант. Измученный и изменчивый, с высшей мудростью и низшей глупостью. Делающий то, что может и довольствующий тем, что имеет. Словом, все равно живой пес лучше мертвого льва…

Молча и ничего более не добавляя, Владимир подписал необходимые бумаги и, уложив в портфель ранее изъятые у него вещи, так же, молча, вышел из кабинета. Перед тем как закрыть дверь кабинета, посмотрел на следователя и снисходительно так проговорил:» Перед общением с Вами я чувствовал себя туземцем, после общения с Вами чувствую себя ирокезом»». Вот так, пусть поломает голову над такой идеальной булгаковской формулой.

Идя по ковровой дорожке пустого коридора и спускаясь по лестнице, Владимир не посмотрел и даже не оглянулся (а как этого хотелось) на оперов. Они стояли на площадке, когда их вызовет к себе следователь, и курили. Спиной Владимир чувствовал их взгляды.

Уже в городе, подъезжая к знакомому дому, Владимир увидел темные окна столь родной квартиры, в которой проживала Ната. Ему так не хватало сейчас именно ее. И так не хотелось ехать в свою пустую квартиру. Владимир загадал, что если вдруг зажжется свет, он пойдет к ней. И все объяснит. Уж лучше быть обманутым, чем обмануть.

«Нет. Этого сейчас делать не стоит, – решил Владимир. – Уже ночь. Утро вечера мудренее. Завтра. Все завтра. А сейчас домой и спать».

Вновь запустив двигатель машины, Владимир развернулся и поехал домой. Если бы он только знал, что ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра ему не суждено было увидеть Нату, трепетную виноградную лозу свою… Не знал Владимир и того, что осталось у него всего несколько часов свободы. Его свободы.