«Нет», – вдруг вспомнил Владимир. Он говорил, что у Петра Павловича имеется информация, которую тот готов передать в соответствующие органы. Именно так и говорил. Что касается дисков, об этом Владимир даже не заикался. Владимир, конечно, понимал, что, будучи далеко не глупым человеком, Николай Николаевич правильно все понял и догадался, о чем шла речь. Причем Владимир, говоря об этом, не очень – то и старался разубедить его. Потому и предъявляли ему обвинение в шантаже, якобы имевшем место при их переговорах. Молодцы. Здорово, все придумали.
Видимо, действительно, эти носители содержали какую – то очень важную информацию, доказывающую причастность Николая Николаевича к экономическим преступлениям, потому, проводя обыск, опера просматривали даже книги, после чего небрежно бросали их на пол. Выдвигая ящики шкафов, поднимали их вверх и высыпали все содержимое туда же, на пол, на котором вскоре образовались огромные кучи разбросанных книг, белья и иного домашнего имущества, отчего невольно напрашивался вопрос: как это все помещалось в том же шкафу? Но Владимир уже не обращал на это никакого внимания. За исключением понятых – соседей Владимира. На их растерянных лицах Владимир видел ужас от происходящего.
Вскоре невозможно было обойти эти кучи. Только притихшие понятые, каким – то образом нашедшие маленький кусочек свободного места на полу, не двигаясь, напуганные происходящим, наблюдали эту картину.
Но проводившему обыск Алексею не мешали эти кучи. Словно не замечая и как бы случайно наступая, он ходил по кучам разбросанного им же белья, рубашкам, халатам, книгам…
Слава Богу, ничего не перевернули на кухне. Ее обследовали формально. Так, приоткрыв некоторые дверцы шкафов кухонного гарнитура, визуально обследовав содержимое полок с посудой и прочей кухонной утварью, тут же прикрыли их.
В присутствии понятых купюры были разложены на столе, пересчитаны, упакованы, опечатаны, после чего все эти действия были внесены в протокол. Более того, действия, касающиеся выемки денег, были зафиксированы видеокамерой. Владимира попросили закрыть двери и, забрав у него ключи, так же опечатав ее, повели вниз по лестнице к машине, пояснив при этом, что Владимир пока не арестован, а задержан. А санкцию на арест они получат сегодня же, но чуть позже. Уже спускаясь по лестнице, улыбающийся Алексей предложил Владимиру пояснить, откуда эти деньги и как они к нему попали? Алексей просто ликовал!
Поняв молчание Владимира по – своему, он напомнил, что чистосердечное признание вины судом будет зачтено и, так же мило улыбаясь, но с ноткой барского снисхождения, продолжил: «Владимир, Вы же юрист, следователь и всё должны понимать правильно. Сейчас мы с Вами проедем в прокуратуру, где проведем опознание этих купюр, так как их номера еще вчера были переписаны».
Подойдя к машине, Владимир внезапно остановился. Только сейчас до него дошел смысл сказанного. Сейчас он понимал, какую меру ответственности ему суждено положить на весы правосудия. Как никогда он понимал, что если эти купюры были загодя переписаны, то признавая эти деньги своими, наряду с вменяемым ему составом преступления по организации преступной группировки с целью вымогательства денежных средств… на горизонте светится еще, как минимум, мошенничество. Причем оба эти преступления, в соответствии с законом, оконченные.
Сейчас Владимир не замечал ребячьей радости на лице Алексея, которую тот старался скрыть своей даже не вежливостью, а какой – то излишней учтивостью, что ему с трудом удавалось сделать.
Владимир поднял голову и посмотрел на небо, словно хотел кого – то там увидеть. «Господи! За что же ты караешь меня? Неужели ты покинул меня, чтобы я узнал горечь бед? – мысленно обращаясь к Богу, спрашивал Владимир. —
Если Ты есть, дай знать об этом и помоги мне! Дай тверди душевной! Если обидел кого ненароком, прости! Неужели ты не видишь ничего? Не видишь радость тех, кто заслуживает презрения? Как жить дальше? Смириться? Покориться? Почему заветы Твои не понятны мне? Почему твои бессмертные уроки о победе добра над злом бездействуют? Не было в помыслах моих мщения. Одним желанием жил помочь тем, кто в этом нуждался. И в этом почитании я искренен и нелицемерен».
Продолжая смотреть вверх, Владимир заметил, как из окна второго этажа с любопытством выглядывали соседи, которые несколько минут назад были в его квартире в качестве понятых. Некоторое время стояла тишина, словно еще чего – то ждали. Владимира не торопили. Тяжело вздохнув и пожимая плечами, он проговорил: «Я не обязан доказывать свою невиновность. И не собираюсь в чем – то оправдываться. Поехали».
На удивление, после всего произошедшего опера были настолько вежливы, что, даже надевая наручники, спросили, не больно ли, может, чуть ослабить?