Лабиринт Медузы

– Что здесь происходит? – Еще одна тень. На сей раз не черная, скорее стального цвета. Высокая и широкая, сильная. Разглядывать ее интересно. Оказывается, тени тоже бывают разными.

– У бабушкиной протеже припадок. – Тень Ксю тонкая и изящная, но черная, как сажа. Как то месиво, что осталось после сгоревшей хижины. – Артем Игнатьевич, вы думаете, нам безопасно находиться рядом с психически нестабильным человеком?

– Я думаю то же, что и Агата. – Стальная тень приближается. От нее вкусно пахнет морским бризом. Артем Игнатьевич Смольский – услужливо сообщает Ариадна. – Вы обязаны проявить уважение к ее решению и ее гостье. Ника, с вами все в порядке?

– Спасибо, все хорошо. – Вот она уже может вполне сносно изъясняться. Осталось дождаться, когда приступ пройдет и исчезнут тени.

– Вы плохо выглядите. – Он ей не верит. Человек, у которого даже тень стального цвета, не доверяет никому.

– Душно. Закружилась голова. – А она умеет врать. Научилась в этом доме. Здесь ведь такие возможности для саморазвития.

– Может, доктора?

– Не надо доктора. – Сколько их уже было в ее жизни?! Пора учиться справляться со всем самостоятельно. – Мне просто нужно на свежий воздух.

– Я ее провожу. – Стали все меньше, серебра все больше. Это потому, что Серебряный снова рядом. Так близко, что медальон на груди по-кошачьи урчит. То ли предупреждает, то ли подбадривает.

– Ника, что вы скажете?

А что она может сказать? Когда слетаешь с катушек и начинаешь галлюцинировать прямо за обеденным столом, какие слова могут убедить остальных в твоей нормальности?

– Я провожу. – Серебро все ярче, а руке горячо. Это потому, что он взял ее за руку. Надо же, даже после всего, что было, не испугался. Ему бы в лепрозории работать с такой-то толерантностью.

– Он проводит. – Остальные тени отступают. Или их отодвинул человек из нержавеющей стали? Не важно. Главное, что дышать становится легче. И соображать тоже…

– Что с тобой случилось, девочка? – Сначала появляется голос, а потом Ника видит тень – высокую худую, с золотым нимбом над головой. Нет, это не нимб, это что-то такое… текучее, извивающееся, словно живущее само по себе. И золото уже больше похоже на медь, с зелеными следами окисления в районе солнечного сплетения. Агата… Нет, умирающая тень, умирающей Агаты. Все еще красивая, все еще грозная, змееволосая, но уже почти мертвая.

– Спасибо, все хорошо. – Сколько раз она уже произнесла эту лживую фразу? Наверное, много. Но обмануть Агату намного сложнее, чем остальных. В ее присутствии даже Ариадна теряет дар речи, молчит, когда золотая тень склоняется к Нике, шепчет едва слышно:

– Что ты видишь?

– Ничего. – Агате тяжело врать, но она попробует. С волками жить, по-волчьи выть.

– Что ты видишь, девочка? – Одна из золотых змей тянется к Никиному лицу, касается щеки раздвоенным языком, и Никино сердце готово остановиться. – Что ты видишь?..

– Змей. – Ей кажется, что она говорит, но на самом деле слышит ее только Агата. Или чувствует так же, как она чувствует ее золотой силуэт. – Я вижу змей на вашей голове…

Сейчас ее успокоят. Укол чего-нибудь сильнодействующего, так, чтобы уж точно наверняка, чтобы она не смогла навредить ни себе, ни окружающим. Особенно окружающим. А потом, если повезет, она окажется наконец в бабушкином доме, в своей пахнущей яблоками комнате, где в изголовье кровати стоит гитара.

– Девочка… – Теперь ее щеки касается уже не змеиный язык, а пальцы. Кожу до крови царапает острый фамильный перстень. Острый, потому что делает больно. Фамильный, потому что в роду Адамиди дешевок не держат. А следом скользит тонко пахнущий духами платок. – Прости, я нечаянно. – И уже другим, деловым тоном: – Молодой человек, вы можете сопроводить Доминику в ее комнату?

– С радостью.

И ничего не с радостью. С чувством долга и жалостью – вполне возможно, но точно не с радостью. Мало радости в том, чтобы присматривать за сумасшедшей.

– Может, врача? – А это Артем Игнатьевич. В его голосе – сомнение и легкое недовольство.

– Не надо врача. – В голосе Агаты тоже сомнение. И золотое сияние над ее головой меркнет. Меркнет, но не исчезает до конца.

Как не исчезают и тени. Они бродят по сумрачному Никиному миру, некоторые из них даже пытаются приблизиться, взять за руку.

– Пойдем. – Им это даже удается.

Ника идет послушно, шаг в шаг за серебряной тенью. Идет и боится, что они могут исчезнуть из ее жизни навсегда: и тень, и Серебряный…

* * *

Как Ксю догадалась, что с Никой что-то происходит? Даже он не сразу понял. Он был ближе к ней. Во всех смыслах ближе. И ничего не заметил, и не почувствовал. Увлекся рассказами Юны? Теми жуткими сказками, что рассказывал ей на ночь отец?

Он слушал. Они все слушали. Как малые дети, затаив дыхание от страха и восторга. А Ника окаменела, словно превратилась в статую. Если бы не глаза, синие-синие, яркие, как море в самый погожий день, она бы сошла за мраморное изваяние. И кожа ее была холодной. Нет, не мертвенно-холодной, но все же.