Лабиринт кочевников

Сколько Климов ни вертел ручки настройки, ничего, кроме все того же монотонного шипения, так и не услышал. По всей видимости, приемник все же накрылся от старости. Разочарованный Ян заглушил двигатель, снял на всякий случай аккумулятор – хотя возвращать его на место под капотом «Форда» было сейчас ни к чему – и, заперев гараж, вернулся в дом.

«Почему я не спросил Невинского о песчаном карьере?» – вдруг подумалось ему.

После рассказа Сомова о двух обнявшихся скелетах проклятый карьер никак, ну ни в какую не шел у него из головы. Зудел, постоянно напоминая о себе, как подзабытая головная боль. Вероятно, был смысл туда съездить, но, с другой стороны, а что искать?..

* * *

Ян лег спать непривычно рано, не было даже десяти. Около двух ночи он вдруг проснулся, встал, отодвинул штору и долго смотрел в окно. Было тихо, только тикали старые часы на кухне. Снег падал отвесно, крупными вязкими хлопьями, укутывая собой сад. Успокоенный этим зрелищем, Климов вернулся в постель и сразу заснул, теперь уже до утра.

Поднялся он в семь, не сразу сообразив, отчего вокруг стоит такое поразительное безмолвие. Лишь глянув в окно, на треть укрытое белым, Ян понял: город замело. Под низким серым небом лежал снег, и не было вокруг ничего, кроме этого снега, – ни звуков, ни движения… Входную дверь он открыть толком не смог – сдвинул, чтобы протиснуться, и то пришлось как следует приналечь всем телом.

Ян постоял немного возле веранды, прикидывая, сколько ж придется махать лопатой, чтобы расчистить хотя бы тропинку до калитки, вздохнул, улыбнулся и пошел обратно в дом. Он знал это небо и знал, что после обеда снег повалит снова.

После крепкого чая с бутербродами Климов оснастил новенькую «болгарку» диском, вытащил из коробки с домашними вещами удлинитель и пошел наверх.

Света в комнате-хранилище оказалось вполне достаточно. Ян воткнул вилку удлинителя в розетку на стене возле двери, подключил «болгарку», сдвинул на пробу выключатель: от визга у него чуть не зазвенело в ушах, но он успокоил себя тем, что это с непривычки. Да и слишком уж тихо вокруг… Пилить он, понятно, начал с верхнего ящика, немного удивившись тому, с какой легкостью диск взял петлю маленькой щеколды, на которой висел замок. Замок этот скоро упал на пол, а Ян выдохнул, отложил подальше опасный инструмент и приподнял крышку.

Действовал он очень медленно, не зная, чего ожидать, – однако, увидев хорошо знакомый темно-зеленый материал офицерской плащ-палатки, вдруг успокоился и откинул крышку уже без всякого страха. Пыли там почти не было, ну разве что совсем чуть-чуть, так что Ян снял аккуратно сложенную плащ-палатку, глянул, что там под ней, и разочарованно присвистнул. Внутри не было ничего, кроме слегка поношенных хромовых сапог, серого одеяла и полевой сумки – английской, желтой кожи, из тех, что поставлялись по ленд-лизу. Ругнувшись, Климов переставил ящик к трюмо, снова взялся за «болгарку» и принялся пилить следующий замок. Теперь уже он снес оба оставшихся замка не останавливаясь. Рука привыкла к инструменту, да и работать им оказалось на удивление удобно.

Средний и нижний ящики оказались куда интереснее верхнего, да что там интереснее – их содержимое во многом поставило Климова в тупик! Помимо заковыристых колб из толстого стекла, тщательно проложенных поролоном и фланелью, ящики содержали несколько приборов. Два из них выглядели довольно кустарно, так что Ян предположил, что Ленц изготовил их у себя на заводе. Корпуса из жести, мастерски пропаянные по шву, на одном – вольтметр, на другом, кроме двух десятков круглых разъемов для контактных штекеров еще и ряды разноцветных лампочек.

А вот три других… Едва взяв один из них в руки, Климов понял, что эта штуковина с темным экранчиком и выпуклыми кнопочками изготовлена не у нас. Никогда ему не приходилось прикасаться к такому странному, словно прорезиненному, и теплому на ощупь пластику. Но главное, здесь было несколько надписей над блоком с кнопками.

Чем-то они напоминали древнюю клинопись шумеров и все же отличались куда большей сложностью, даже изяществом, местами формируя нечто вроде иероглифов с закругленными выпуклыми хвостиками.

Остальные два аппарата, каждый размером с бобинный магнитофон из времен юности Климова, выглядели погрубее, но не менее интересно. Корпуса из жесткой коричневой пластмассы напомнили то ли полевой телефон ТА-57, то ли тридцатые-сороковые годы вообще, только в то время, само собой, никто и мечтать не мог о дисплеях (похоже, дисплеи здесь не самые продвинутые) и сенсорных панелях, разграфленных в многоцветные квадратики с цифрами и совершенно непонятными Яну символами. «Ионизация 1», «Коллоид», «Упр. синт» – надписи над квадратиками панелей нанесены были тончайшим слоем краски, что тоже никак не соотносилось с дизайном. Перевернув оба аппарата, Климов захмыкал: ну еще бы! «Инженерный дом Тахмазова, Новосибирск»… и меленько так, штампиком, «1933» на одном и «1929» на другом, потяжелее и с вдвое большим количеством каких-то отверстий по бокам, – похоже, тоже для штекеров и колодок.