Лабиринт. Книга первая

Она снова прильнула к холодному стеклу. Как раз вовремя, чтобы успеть увидеть последние несколько вагонов проносящегося мимо поезда – из неизвестности в пункт «А». В окне встречного поезда мелькнуло чье-то бледное лицо – словно парафраз ее отражения, и она хотела помахать рукой той другой себе, но не успела.

Мысль, ходившая по кругу, будто выскочила из колеи.

«Я совсем не гожусь в самоубийцы, – подумала она. – Очевидно же, что самоубийцы не вздрагивают от резких звуков и не беспокоятся о том, что подумают об этом окружающие».

И когда даже отзвук проехавшего встречного поезда окончательно затих, когда надо всем снова воцарился пустой и неотвязный стук колес и едва слышное дыхание спящих в купе соседей, которое она вдруг расслышала, мысль вернулась. Великолепная своей бессмысленностью.

«Я буду жить, – думала она с усталым отвращением. – А потом я, наконец-то, умру».

Глава 1.

Кот, конечно, был потрясающе наглый: лоснящийся, вальяжный, абсолютно черный с круглыми щеками и блестящими зелеными глазами, он уютно устроился на балконе, заняв собою квадрат солнечного пятна, и нежился в теплых лучах, совершенно не обращая внимания на нас с Олегом, застывших в проеме балконной двери.

– А ну брысь отсюда, тварь блохастая, – рявкнул Олег, загораживавший от меня почти проем, и сделал широкий шаг на балкон, угрожающе приближаясь к коту. Тяжелый уличный ботинок поднялся для пинка, но кот среагировал быстрее – вскочил, угрожающе выгнувшись и распушив хвост, зашипел, а затем вдруг бросился к перилам и исчез из виду.

– Вот гаденыш, – почти беззлобно отметил Олег, подходя к перилам и разглядывая землю под балконом. – Куда делся-то?

– Может, на яблоню перепрыгнул? Это же яблоня, да? – Следом за ним я вышла на воздух и залюбовалась старым деревом, росшим совсем рядом с балконом. Кота было жаль, а агрессия Олега вызвала у меня приступ беспокойства, но сказать об этом прямо я не решилась. – Или к соседям перескочил…

– Не, не видать, – заключил он, заканчивая осмотр двора и яблони, ветки которой покачиваясь, заглядывали на балкон третьего этажа и отбрасывая узорные тени. – Теть Саш! – Заорал он вдруг, повернувшись вправо.

По какой-то причуде фантазии архитектора, балкон соседской квартиры находился на расстоянии вытянутой руки – и, как и тот, на котором стояли мы с Олегом, не был застеклен. Подумалось, что соседки-кумушки, должно быть, не раз сидели каждая на своем балконе теплыми вечерами и обсуждали жителей двора, передавали друг другу соль и сахар, делились новостями. Послышался скрип, и спустя мгновение на соседском балконе появилась старушка в застиранном халате, поверх которого была наброшена проеденная молью накидка – не то платок, не то плед – в которую она зябко куталась, несмотря на теплый майский день.

– Ох, Олеженька, господисвяты, – запричитала старушка. – Напугал.

– Теть Саш, что за котяра тут у меня на балкон повадился, не твой ли?

– Ну что ты, я этих паразитов не терплю.

– А чей, соседский что ли?

– Ох, не знаю, я и не видела никакого кота, зрение уж совсем не то, Олеженька. Может, и соседский.

– Ладно, проехали. Вот, познакомьтесь, это тетя Саша, то есть Александра Никоновна, – он сделал широкий жест рукой. – А это сеструха моя троюродная, может ты, теть Саша, помнишь? Приезжала к нам когда-то в детстве, вот и сейчас приехала погостить. Из Москвы аж. Поживет тут пока.

Я постаралась как можно дружелюбнее улыбнуться старухе, которая, откровенно говоря, вызвала у меня неприязненную жалость. Впрочем, ей я, похоже, тоже не слишком понравилась. За такой же лицемерной как моя улыбкой читались любопытство и недоброжелательность.

– Здравствуйте… Александра Никоновна? Мне кажется, я вас помню, – соврала я, стараясь казаться еще приветливее.

– Теть Саша меня все зовут. И я тебя помню, конечно, Анечка, что ли?

– Нет, Аней маму мою звали. А я…

Не успела я договорить, как откуда-то из-за спины тети Саши раздался громкий вопль, почти вой:

– Баааааа… ыыыыыать! – и, побледнев, пробормотав что-то на прощание, старуха поспешила скрыться с балкона.