Он прекрасно понял намек. Помещения Большого дворца были неприкасаемы для полиции и розыска.
— Родион Георгиевич, мы с вами об этом уже говорили, — тихо сказал он. — Есть темы, которые лучше не поднимать вовсе.
— И все-таки: я могу осмотреть помещения дворцового госпиталя?
Ратаев только покачал головой.
— В таком случае…
— Нет у вас никакого случая, — резко сказал Ратаев, но сразу смягчился: — И отказаться от дела права у вас нет, дорогой мой. Вы слишком далеко зашли, чтобы бросить все.
— Не имею привычки бросать незаконченные дела, — ответил Ванзаров, услышав все, ради чего пошел на опасную и тонкую провокацию. Но впереди было самое трудное.
— Никакой другой ответ я бы не принял, — сказал Ратаев, чрезвычайно довольный. — Это много говорит о вашем уме.
— К сожалению, мой ум не способен остановить неизбежное.
Ратаев насторожился.
— Что именно?
— Будет третья жертва. В ближайшие дни.
— Вы знаете, кто она?
— Если бы это знал, то уже арестовал бы убийцу.
— Тогда сделайте все возможное, чтобы этого не случилось.
Любой чиновник полиции должен был сейчас сказать: «Слушаюсь!» Ничего другого не оставалось. Ванзаров рискнул промолчать. И выдержать долгий тяжелый взгляд Ратаева.
— Признайтесь, вы что-то задумали? — спросил он.
— Когда это произойдет, а это произойдет обязательно, я не смогу утешать себя философской мыслью, что все это было и повторится опять.
— О чем вы, дорогой мой?
Ванзаров позволил себе небольшую паузу, прежде чем сказать то, что хотел.
— Я не могу точно указать на убийцу только по одной причине: все эти убийства — дым, мираж. Химера, если хотите. Маскировка, за которой скрывается главное. Нечто такое, что будет по-настоящему ужасно…
— Что вам известно? — в голосе Ратаева проявился металл, хорошо знакомый его подчиненным, сухой и ломкий.
— Совершенно ничего…
— Господин Ванзаров, обстоятельства таковы, что я жду от вас окончания розыска не позднее завтрашнего дня. Время вышло, нужен результат. А не миражи с химерами.
— Завтра не успею.
Наблюдая за Ванзаровым, Ратаев пытался понять: этот господин затеял свою игру или просто себе на уме? От правильного ответа зависело многое.
— Хорошо, даю вам еще один день: первого мая убийца должен быть изобличен.
Ванзаров встал и отдал официальный поклон.
— Благодарю вас. Надеюсь, министр Плеве не посетит открытие сезона в Павловске?
— Об этом никто не должен знать. Включая павловскую полицию… Чем еще могу вам помочь, Родион Георгиевич?
— Прошу вас, чтобы офицеры московского летучего отряда не слишком сильно били наших филеров. Они нам еще пригодятся.
И Ванзаров вышел из кабинета. Ратаев остался неподвижным. Неизменно, как призрак, появился господин в черном.
— Ротмистр, у вас есть уверенность, нет — есть ли гарантия, что ситуация целиком под нашим контролем? — спросил его Ратаев.
— Так точно, все донесения говорят, что…
— Да к свиньям собачьим ваши донесения! — рявкнул Ратаев. — Я спрашиваю: вы лично даете мне слово офицера?
— Так точно, — господин в черном вытянулся в струнку. — Все готово. Не извольте сомневаться в успехе.
70. На ночь глядя
Когда дверью в святая святых криминалистики нагло шваркнули, Аполлон Григорьевич бровью не повел. И не счел нужным оглянуться. В такое время такое поведение мог позволить себе только один представитель человеческого рода. Не глядя, ему было указано располагаться, где он сочтет нужным, в чайнике, если желает, отличный чай.
Гость знал, какой именно чай бывает в чайнике в такой час у Лебедева. Впрочем, сегодня напиток был кстати. Ванзаров налил на донышко чашки коричневый напиток, пахнущий дубом и карамелью. Три маленьких глоточка мягким шелком легли ему на сердце и душу. Лебедев не мог оторваться от колбы, в которой нагревалось нечто на газовой горелке.
— Сгораете от нетерпения, друг мой?
— Весь выгорел, — ответил Ванзаров. — Остался пепел и пурпур.
— Ничего-ничего, выйдем из тьмы. Не в таких переделках бывали, — Лебедев тщательно мешал стеклянной палочкой раствор.
— Может быть, великий чародей Просперо явит новое чудо криминалистики?
Аполлон Григорьевич выключил горелку, стукнул палочкой по колбе, сказал «ага!» и чиркнул в лабораторный дневник.
— Второй раз в одну лужу не садимся, — сказал он, усаживаясь напротив Ванзарова на табурете и наливая полчашки «чая». — Прежде всего, хорошенько прощупал вашу девицу.
В один глоток чашка опустела, Лебедев втянул носом воздух и взялся за сигарку. Продолжение не заставило себя ждать.
— У нее вывих на правой руке, мышца порвана. Не пойму, как барышня умудрилась. Не спортом же занималась.
— Гимнастикой, — сказал Ванзаров. — Отчим готовил к победам на женском турнире гимназий.
— Зачем же так над ребенком издеваться?
— Он считает, что воспитать надо сильную личность. Будущую учительницу женской гимназии.
Лебедев выпустил тираду, от которой уши городовых свернулись бы в трубочку. Криминалист был вовсе не против учительниц и женских гимназий. Он слишком остро чувствовал несправедливость. Особенно когда страдали беззащитные и невиновные.