Лабиринт Химеры

— Нет, захотел на кладбище заглянуть. Сказал, на могилу к другу.

— К другу, — повторил Ванзаров. — Константин Семенович, есть срочное дело…

Нечто подобное Сыровяткин ожидал, вернее, предчувствовал полицейским сердцем. Раз его надежду растоптали, теперь предстоит крепко попотеть. Полицмейстер в этом не сомневался. Пока же ему приказали выделить двух самых толковых городовых, чтобы обегали город, нашли приезжего господина и привели сразу в полицию. Словесный портрет есть, опознать чужака проще простого. На всякий случай, если не найдут, пусть опросят дежурного по станции — мало ли, вдруг он от недостатка времени уехал в столицу, и извозчиков поспрашивать тоже не забыть.

Сыровяткин обещал исполнить в точности.

— Что теперь прикажете? — устало спросил он.

— Теперь у нас с вами не самая приятная миссия, Константин Семенович.

Полицмейстер не мог для себя решить: обладает этот человек чувствами или сделан из железа? Никаких сожалений, знай себе посматривает, как носилки в полицейскую карету грузят. Еще и Лебедеву помахал. Как будто вообще ничего не случилось. Сыровяткин подумал, что никогда ему не добиться такой твердости и спокойствия. И добиваться не надо. Куда как лучше тихая провинциальная жизнь.

Скорей бы все кончилось.

61. Недобрые гости

На стук полицмейстера открыли так резко, как будто хозяин прятался под дверью. Одет он был в крахмальную сорочку и черную жилетку, идеально сидящую. Строгий галстук стягивал горло. Гостей смерили взглядом, после которого не стоило ждать радушного приглашения. А тем более если гостей встречают с ремнем в руке. Впрочем, ремень был убран за спину. Отойти от проема хозяин не спешил.

— Что вам угодно? — спросил он, как будто вызывал к доске.

— Людвиг Янович, у нас такое дело, — начал было Сыровяткин, но его одернули.

— Господин Гейнц, где ваша дочь? — спросил Ванзаров.

Чиновника полиции повторно обдали взглядом, полным презрения.

— Кто вы такой?

— Сыскная полиция.

— Я не обращался в сыскную полицию. Я сам разберусь, — и Гейнц попытался закрыть дверь. Вовремя поставленная нога ему не позволила.

— Господин Гейнц, мы не в игры играем, поверьте, — сказал Ванзаров, чуть напирая на строптивого учителя. — Если к вам в дом пришел полицмейстер Павловска, поверьте, у нас не досужие вопросы.

Напор был столь крепок, что Гейнц отступил. Во всех смыслах. Он только хлопнул ремнем по ладони.

— Эта мерзавка сбежала, — сказал он, отводя взгляд.

— Когда? — строго спросил Ванзаров.

— Не знаю, вероятно, ночью…

— Мне нужны точные сведения.

— Хорошо… Как скажете. У нас строгий распорядок. Отбой в девять вечера. Все было как обычно. Зоя отправилась спать, закрыла дверь. У нее в комнате было тихо. Как и должно быть. Когда я пришел будить ее…

— В шесть утра?

— Да… — Гейнц немного удивился. — Откуда знаете?

— Всего лишь психологика. Продолжайте…

— Зашел в комнату, постель открыта, окно в сад распахнуто, Зои нет.

— Что она взяла из вещей?

— Все вещи на месте…

— У вашей дочери есть дорожный плащ-накидка?

— Такой вещи в ее гардеробе нет, — ответил Гейнц. — Вы поймали ее? На вокзале? Она собиралась бежать?

— Почему решили, что она захочет уехать?

— Что еще может быть в голове глупой, упрямой, ленивой девчонки? Только романтика.

Сыровяткин предостерегающе кашлянул, но этот знак остался без внимания.

— Не слишком строги к родной дочери? — спросил Ванзаров. — Я видел ваши упражнения. Они похожи больше на истязания…

Гейнц принял эти слова с гордостью.

— Да, строгость нужна подрастающему поколению. Зоя должна тренироваться. Она должна победить в состязаниях среди женских гимназий Павловска, Гатчины и Царского Села. Зоя дочь моей покойной супруги. Я воспитываю ее. Она находится в полиции?

— Пройдемте в дом, — сказал Ванзаров, легонько сдвигая Гейнца и проходя мимо него. Сыровяткин последовал за ним, стараясь тщательно разглядывать носки форменных сапог.

Обстановка в доме была еще более спартанская, чем у Агнии. Из мебели у Гейнца — только самое необходимое. Зато огромная, в две стены стеллажей, библиотека по медицине. А также множество банок с заспиртованными человеческими органами, препарированными животными и коробочки с медицинскими инструментами. В дальнем углу виднелся шкафчик со стеклянной дверцей, в котором было множество аптечных баночек, среди которых выделялась бутыль с хлороформом. На фоне крайней скудности бытовых удобств эта коллекция наглядно говорила о пристрастиях ее хозяина. И куда он тратит учительскую пенсию.

— Развлекаетесь лекарским делом? — спросил Ванзаров.

Гейнц повесил ремень на спинку стула.

— Люблю медицину и стараюсь в ней совершенствоваться, — ответил он.

— Почему же не стали врачом?

— Такова была воля моих родителей.

— Что вы приготовили для Зои?

— Она будет учительницей в женской гимназии.

— Где ее комната?

Ванзарову указали на приоткрытую дверь сбоку гостиной.

Девичья комната выглядела монашеской кельей. Железная кровать, один стул. На вешалке, которая держалась на гвозде, вбитом в стену, висело выходное платье мышиного цвета. Вероятно, единственное.