Кроме набора «Собери планетоид», в детской отыскалась коробка с механическими куклами – стандартный набор из Шута, Ариадны, Нити, Быка, Ткача, Гончара, хотя и побывавших в лапах отпрысков (одной из кукол оторвали голову, но это не сказалось на ее способности двигаться и выполнять простейшие команды).
Однако головастик оказался неистощимым на подвижные игры. Усталость, сон ему были неведомы, и последующие сутки Минотавр то строил из кубиков замысловатые планетарные сооружения и заселял их найденными куклами, то изображал из себя вышедшего из-под контроля робота. Головастик должен был одолеть его в единоборстве, затем они прятались друг от друга в лабиринте коридоров корабля, но головастик непостижимым образом легко отыскивал Минотавра. Когда такое происходило, он издавал жуткий, по его мнению, рев, что существо не пугало, а затем кидался за ним в погоню, громогласно давая обещание схватить и сожрать неуемное маленькое чудище.
Чудище пришло в неописуемый восторг, рвануло от Минотавра с такой скоростью, что только пятки сверкнули. Издав отчаянный вопль – такой, по его мнению, издавал хищник, упустивший добычу, – Минотавр преследовать головастика не стал, а вернулся в рубку, убедился, что вокруг тянется все тот же унылый пейзаж, лег на поёлы и, подсунув под голову толстенный том Феодора «Сингулярность», заснул.
Ему приснилось, что он вступил в бой с непобедимым противником. Враг был огромен, закован в броню, имел огромные кулачища. Если Минотавру не удавалось увернуться, каждый удар отбрасывал его на поёлы с такой силой, что на них оставались вмятины. Минотавру казалось, он превосходит врага ловкостью и сможет уклониться, но каждое попадание все больше рассеивало его иллюзии – бронированный гигант двигался с превосходящей Минотавра скоростью. Тело ломило от ударов. С каждым разом все труднее подниматься, а враг наращивал темп боя, пока Минотавр окончательно не выбился из сил. Воли хватило лишь на то, чтобы перевернуться на живот и встать на четвереньки, выставив рога и как можно грознее зарычав. Бронированный гигант задрал кулачища, готовясь опустить их на голову поверженного противника, но остановился, ухватился за собственную башку и одним движением снял ее. Башка оказалась всего лишь шлемом, скрывавшим жуткую личину примара. Гигант наклонился к Минотавру и сказал:
– Не ходи в Тахмасиб. Раздавлю, как таракана.
Минотавр даже не проснулся, нет, он пришел в себя после нокаута, причем именно в той позе, в какой стоял перед примаром. На четвереньках, покорно ожидая участи. Тело неимоверно ломило, как после безжалостного избиения превосходящим мощью врагом. А перед ним – фигура, будто примар последовал за ним из сна удостовериться – Минотавр, вняв предупреждению, покинет «Адажио Ди Минор» и отправится прочь от Тахмасиба. Но когда зрение прояснилось, Минотавр понял, что это, конечно же, не примар. Головастик. Точнее, и не головастик вовсе, а вполне оформившаяся особь.
Особь протянула руку и погладила его по маске.
Книга VI. Океан Манеева
1. Собрание
– Я хочу есть, – сказала Нить. – Играй! Ну же!
И Минотавр, удивляясь самому себе, поднял крышку инструмента, посмотрел на черно-белые клавиши, на регулировочные вентили, на изрядно проржавевшие трубки, в них компрессор, тяжело вздыхая, нагнетал жидкость, несколько раз сжал и разжал для разминки кулаки и, посмотрев на Нить, сделал первый удар. Прямым пальцем, вопреки тем инструкциям, которые находила для него неутомимая примарка. В последний раз она притащила кристаллозапись «Искусство игры на рояле». Однако рояль весьма отличался от того, что громоздился в «Адажио Ди Минор». Конструкции инструмента в книжке не приводилось, но пособие учило какому-то несуразному способу игры. Упоминались какие-то молоточки, наковальни и туго натянутые нити. Прослушав запись больше для поощрения Нити, выглядевшей столь усталой, будто притащила кристалл чуть ли не с берега Океана Манеева, Минотавр поставил его на крышку инструмента, больше как украшение, нежели как что-то полезное.
Его пальцы, управляя потоками жидкости в громадном металлическом резервуаре рояля, извлекали из инструмента то, что на музыку, по крайней мере ту, что звучала в кристаллозаписях, мало походило. Минотавру становилось неимоверно скучно, когда он улавливал ритмическую закономерность мелодии, и каждая последующая нота, звук соответствовали его ожиданиям. Он был убежден: настоящая музыка должна удивлять каждым тактом. Ритмы – иметь гораздо более сложную структуру, накладываться друг на друга, резонировать, перетекать из одной периодичности в другую, да так, что уловить закономерность было бы весьма и весьма сложно.