Лабиринт для Минотавра

– Она все же попыталась от меня избавиться, – объяснил пришедший. – Но лежать в морозильной камере, дожидаясь Феодоровского процесса, – не самое приятное занятие, доложу тебе по старой дружбе. Поэтому я сбежал из Океана Манеева… Непростая задача. Какие только миры довелось увидеть, прежде чем сквозь их лабиринт добрался сюда. Не будь у меня путеводной нити ненависти, Минотавр, я бы сгинул в закоулках сознания сумасшедшего бога… Ты ведь об этом ведаешь, демиург? Он должен был поделиться этим с тобой?! Своим безумием… Впрочем, неважно… Мне кажется, ее гложет вина за содеянное с тобой. В оправдание могу лишь напомнить – что такое ткач? Не демиург, конечно же. Куда до тебя. Но все же гипостазис локального действия, облеченный властью группой возвращенных. Воплощенное волеизъявление. Равно как и демиург проекта есть его гипостазис в физической проекции. Уж извини, приходится повторять записанные на воде истины. Мне же, Бруту-Фесею, никогда не подняться выше статута о заговорщиках. Признаю. Не скрою, меня угнетала необходимость пребывать на вторых ролях. Быть в тени великого проекта – терраформовки Венеры! Но, успокаивал я себя, если нужны демиурги и гипостазисы в нашем насквозь материальном мироздании, то необходимы и такие, как я – антидемиург и антигипостазис… Я – Иов, обвинитель всего и вся! Я тот, кому дано право призывать на суд даже демиурга, будь он хоть Минотавром, ибо мне это обещано в скитаниях по лабиринту безумия бога… Ты знаешь, о демиург, что такое – безумие бога?!

Тем временем, что лысый продолжал изблевывать из уст своих потоки пустых слов, еще одно кольцо стерлось с поверхности и Минотавр сосредоточил взгляд на следующем.

– Даже теперь ты продолжаешь творить непотребное. – Бугристоголовый скорбно опустил уголки похожего на длинный бритвенный разрез рта. – Пожалуй, подобному упрямству следует позавидовать. Вот, что мешало мне подняться до высот демиурга, – безграничная преданность тому, что творишь. Вопреки всем и вся. Разве не так? Я обречен на вторые роли – сначала у тебя, а когда удалось с тобой разобраться, то у ткача. Веришь, я не прочь умереть навсегда. Вдруг все дело в тех бесконечно малых членах ряда Фурье, из которых сложена моя личность? Сократить их в первом приближении воскрешения – вот надежда. Но даже демиургу не справиться в одиночку. Творец не может без тварей, о Минотавр! А потому тебе придется пасть на грешную землю, чтобы собрать себе адептов, желаешь ты этого или нет.

10. Первопроходец

Минотавр зарычал. Изрыгнул потоки дыма. Набычился. Говоривший надоел. Хотелось его разорвать, но это означало оторваться от дела. А Брут того и добивался – Минотавр догадался. Обойтись следовало малой водой – напугать так, чтобы Брут опрометью бросился к ближайшему челноку и отбыл с Лапуты в любом направлении. И Брут-Фесей, словно исполняя желание Минотавра, исчез. Будто выключили голоизображение. Вот он мотал башкой, шевелил губами, пучил буркала, а затем – раз – самоотключился.

Это успокоило Минотавра, но не надолго. Место Брута занял робот – на вид весьма древний, из первопроходческой серии, каких массово отливали на орбитальных заводах и столь же массово отправляли на завоевание Венеры и десятков других планетоидов. Их отличала высшая степень защиты, для чего проектировали роботов класса «первопроходец», не заботясь об эстетике внешнего вида и не придерживаясь стандартов, которые позволяли роботам функционировать внутри жилых куполов и орбитальных станций, не рискуя сбить железными плечами, локтями, ногами и теменем какие-то жизненно важные для обиталищ узлы и агрегаты. Теперь это чудовище, ничем не уступающее по устрашающему внешнему виду самому Минотавру, возвышалось бронированной башней там, где до того стоял Брут-Фесей.

Но робот не делал попыток заговорить с Минотавром. Строго говоря, таковое вообще не предусматривалось конструкцией «первопроходца», если учесть экстремальность условий, для которых бронированное чудовище готовилось. Звуковой синтезатор речи выглядел излишеством, вполне хватало радиоканалов для обмена информацией. Однако тем самым был допущен досадный просчет, так как в условиях отдаленных станций «первопроходцы» оказывались единственными условно живыми созданиями рядом с первопроходцем из кожи, плоти и костей. И он-то имел острейшую потребность перекинуться самыми обычными словечками даже с машиной, используя для этого старый добрый способ жестикулярно-звуковой речи, а отнюдь не радиоканалы.

Однако изобретательность живого существа, страдающего от одиночества, не знает границ, а потому «первопроходцев» умельцы научили имитировать речь с помощью технически неустранимых звуков. А таковых имелось много. Звукоизоляция не являлась хоть каким-то граничным условием для их демиургов. «Первопроходцы» умели разговаривать, как умеют разговаривать некоторые животные, щелчками и свистом вполне виртуозно имитируя речь. В отличие от животных роботы, конечно же, вели беседы вполне сознательно, а не бездумно повторяли то, что когда-то услышали.