Читаем Лабиринт полностью

Хуан и его друзья считают вражеской не только армию захватчика — об этом нечего уж и говорить,— но и армию Чан Кай-ши. Сёдзо это понимает. Но каких бы проклятий, какой бы ненависти ни заслуживала нынешняя японская военщина, подобает ли в борьбе с ней как с врагом перенимать те методы, которыми пользуются Хуан и его друзья? И если уж им следовать, то не лучше ли перенять их опыт создания единого национального антияпонского фронта, который был в начале войны? Они скрепя сердце попытались все забыть. Они примирились с чжецзянской финансовой кликой и пожали руку врагу, хотя рука эта была обагрена кровью бесчисленного множества их товарищей. Если сравнить положение в Китае в тот момент и положение Японии сейчас, то станет очевидным, что ей угрожает еще более тяжелый кризис. У Японии не один, а несколько противников, чаша весов склонилась сейчас в сторону наиболее опасного из них благодаря его военным успехам в районе Южных морей. Скорпион уже впился в хвост своей жертвы. И, может быть, правы те, кто считает, что национальная задача Японии сейчас — сплочение всех сил в целях изгнания этого скорпиона. И разве нет в этом общего с решимостью тех, кто пошел на совместную борьбу во имя великого принципа антияпонского сопротивления. Они, конечно, рассуждают так: все зависит от того, как повести дело. Пусть нам приходится жить со змеей, но и змеиный яд может быть полезным лекарством.

Призывы яньаньской Лиги освобождения дают наглядное представление о подобной тактике.

Но может ли скорпион ужалить только одну змею — японскую милитаристскую клику? Сёдзо сомневался в этом и потому не мог легко согласиться с идеей пораженчества.

Надежды пораженцев казались ему такими же призрачными, как надежды алхимиков добыть золото. В нынешней обстановке это опасный эксперимент. До того как яд скорпиона превратится в целебное средство, он может сгубить всех.

К тому же путь, по которому гигантский белый скорпион — американская армия — поползет вверх, уже определился. Сёдзо предсказал этот путь еще до того, как Рэйдзо Масуи заговорил о переезде Марико в горы Кудзю. Американцы будут продвигаться по тому маршруту, по которому ежегодно налетает тайфун с Южных морей. Остров Кюсю, который в тайфун сразу же заливает вода, несомненно, первым подвергнется налетам американской авиации. Откуда бы ни прилетали бомбардировщики, с ближайших баз или с авиаматок, остров, несомненно, подвергнется бомбардировке. А с моря начнется обстрел из дальнобойных орудий. И когда линкоры, представляющие собой плавучие форты, с авиаматками, напоминающими наседку с цыплятами, и всякие другие морские суда, соединившись в одно огромное целое, приблизятся к берегам, тогда выполнение последней задачи будет поручено отрядам морской пехоты и десантным судам. И в какой-то день, в какой-то час все это обрушится на берег. Мысленно Сёдзо все время видел перед собой развернутую географическую карту. Рюкю, Амами, однообразная линия побережья Осуми, Хюга, за исключением Кагосима... Чем дальше к востоку, тем более ломаной и извилистой становится линия берега. Ее изгибы похожи на зубцы кружевного воротника. Портовый городишко, где родился Сёдзо, стоит в такой излучине. Он слишком мал, чтобы стать воротами для вторжения крупных воинских сил. Милый сердцу Сёдзо залив улыбался ему, расстилая свои пока еще мирные голубые воды. Был ли хоть один день, чтобы он не любовался заливом с Замковой горы из окна библиотеки? Но .в эту минуту он не мог себе позволить мысленно задержаться ни на этом маленьком заливе, ни на одном из толпившихся на берегу домов. Сердце влекло его дальше. Через весь город, из конца в конец, делая плавные повороты, протекает река. На ее левом берегу в среднем течении постепенно поднимается кверху обширное плато с манящими взор фруктовыми садами и бамбуковыми рощами. Сёдзо взбегает на косогор, перед ним широкая каменная лестница, ведущая к дядиному дому, он быстро взбирается по ней...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза