Лабиринт

Кидзу, конечно, дал ему правильный совет. Если Сёдзо решится бежать, он уйдет из рядов захватчиков. Его бывшие враги станут ему близкими друзьями, более близкими, чем товарищи, которые спят сейчас вокруг него. Более того, он, возможно, пожмет руку тому человеку, в которого швырнул гранату. А это будет в духе идей, которым он по-прежнему следовал в душе. И что может быть более чистым, мужественным и прекрасным, чем такое претворение их в жизнь? Сёдзо не мог об этом думать без глубокого волнения. С другой стороны, он все еще не мог избавиться от какой-то смутной тревоги — его одолевало сомнение в тех, к кому он должен был уйти, или, скорее, сомнение в самом себе. А что, если вдруг снова .произойдет, может быть, не-, сколько иной по форме, но по существу такой же инцидент, как тот, когда он, еще за день до этого бывший самым совестливым, самым честным среди своих товарищей, внезапно превратился в самого страшного злодея... Ведь поводов для этого может представиться немало. Не случится ли опять с ним такая крутая перемена, как в тот момент. И паровой котел взрывается, если его греть сверх меры... Когда у человека вскипает кровь, видно, не всегда срабатывает предохранительный клапан, каким является идейность, сознание общности целей. Этого Сёдзо боялся больше всего, именно это было причиной его тревоги. Но что же представляет собой та грубая стихийная сила, которая внезапно берет верх над сознанием и железным тискам которой невозможно противиться? Что это? Одна из форм проявления национального духа или любви к отечеству? Ему всегда был чужд так называемый патриотизм, о котором повсюду вопят и трубят разные союзы и организации, расплодившиеся за время войны. Еще в студенческие годы на собственном опыте он сумел разобраться в том, что скрывается за этим громким словом и кому выгодно его пускать в ход. Разумеется, Сёдзо не смешивал казенный энтузиазм, фабрикуемый властями, с истинной любовью к родине. Тем не менее он считал, что человек, родившийся в Японии,— это японец, так же как дуб, раскинувший свои ветки над его головой, это действительно дуб, а не сосна и не ива. Любовь к отечеству — чувство естественное и непреодолимое. Да и сам он с тех пор, как переехал Корейский пролив, вспоминал о Японии с таким теплым чувством, какого прежде не испытывал. Обычно ему претило сентиментальное восхваление красот японской природы, теперь же эти маленькие острова представлялись ему какими-то поистине редкими драгоценными камнями. Теперь они казались ему удивительно красивыми, особенно по сравнению с окружающей его природой. Здесь куда ни повернись — повсюду лишь бескрайние унылые просторы.

Бескрайние просторы! Но действительно ли велик этот континент? Во сколько раз он больше Японии? Точно Сёдзо этого не знал, но он казался ему беспредельным. Почти ничего не знал он и о положении в Китае. Раньше ему казалось, что он знает несколько больше, чем его сослуживцы солдаты, но в разговоре с Кидзу выяснилось, что Сёдзо круглый невежда и не имеет понятия о Китае. Такая неосведомленность была непростительной беспечностью — ведь столько лет шла война с этой страной. Данные о территории США, с которыми тоже шла война, были ему известны. Он запомнил их благодаря старичку, ведавшему в библиотеке выдачей книг; у того была привычка по всякому поводу переводить разговор на географию. После нападения на Пирл-Харбор он все время твердил, что Япония победила Америку, которая в двадцать раз больше ее по территории. А площадь Китая, вероятно, не меньше. Таким образом, выходит, что Япония выступила против стран — если даже считать только эти две страны,— которые вместе в несколько

десятков раз больше ее. А если учесть богатство, ресурсы и промышленную мощь Америки, то вывод один: Япония начала войну, пренебрегая всякими расчетами. «Просто невероятно!»— не переставал удивляться Сёдзо. В ту пору, когда японские войска одерживали победу за победой, Черчилль, основываясь только на одном сопоставлении запасов нефти обеих стран, сразу высказал сомнение в том, что так будет и дальше. Поражения, которые японская армия в последнее время терпит на всех фронтах, неизбежны — на это она была обречена с самого начала. Несомненно, дело идет к катастрофе. В таком свете яснее становился смысл деятельности Лиги освобождения, о которой он узнал от Кидзу, деятельности, направленной на ускорение этой катастрофы изнутри, с других позиций и ради других целей.