– Да нет, так вполне нормально работать. Вообще, в среднем раз в смену, а иногда и чаще, сигнализация срабатывает. Туристов, ходящих по горам, здесь немало, и многие, видя простаивающий завод, решают посмотреть, что внутри. Вот и приходится нам объяснять, что это частная территория, вход на которую посторонним запрещён. Если бы нас не было, то от завода мало что осталось бы. Вряд ли сюда целенаправленно идут люди с целью мародёрства, но кто знает, на что способен человек, зная, что в округе никого нет и он может безнаказанно вытворять здесь, что захочет? – ответил охранник.
– Справедливо! – подытожил Саша.
– Впрочем, каких-либо бунтарей мы здесь не встречали. Вполне нормальные люди попадаются. Многие и вовсе проходят мимо по верху склона, увидев Матвея.
– Матвея? – спросил я.
– Пёс наш. Вообще, он добрый, но, увидев кого-либо, приближающегося с горы, начинает так неистово лаять, что желающих подойти ближе остаётся мало.
– Теперь понятно. Вид у него действительно устрашающий.
– Ага, залижет до смерти! – рассмеялся Владислав Викторович. – Он ещё щенок, всего пять месяцев отроду, мне его друг подарил, и я его сюда решил пристроить: территория большая и воздух свежий – пусть резвится. Давайте я покажу вам всё остальное!
Я шёл последним, смотря на то, как все выходят из тёмного цеха на улицу, яркий свет с которой, исходящий из открытой двери в здание, слепил глаза, и представил то, что стало бы с заводом за полтора месяца, если бы здесь действительно на постоянной основе не было бы двух охранников и пса. В голове всплывали фрагменты заброшенных зданий, которые я видел, живя в Новосибирске и затем в Санкт-Петербурге: с выбитыми стёклами и стенами, изрисованными в граффити. Разницы между такими зданиями и в том и другом городе не было никакой, что, на мой взгляд, свидетельствовало о том, что такие порывы к разрушению по большей части обусловлены не социальной средой, а внутренними инстинктами человека. Если в отсутствии внешних сдерживающих источников, вроде полиции или оценки других людей, проявляется внутренняя природа человека, то стал бы любой человек заниматься разрушением обнаруженного им объекта? То, как в заброшенном здании выбивают окна или живут бомжи или цыгане, засоряя всё вокруг себя, я с лёгкостью мог представить. Однако не укладывалось в голове то, чтобы кто-то облагородил такое здание, вырвав сорняки вокруг него и сделав косметический ремонт, осознавая, что за это его не ждёт никакого вознаграждения и похвалы. Разрушение и созидание требует определённых затрат времени и сил, но почему же разрушение в таком случае мне кажется естественным, а созидание чем-то из рамок вон выходящим? Виталий Сергеевич ясно сказал, что охрана здесь нужна для того, чтобы завод не разграбили, и, пожалуй, такой ответ был вполне очевиден для всех присутствующих. Но возможно ли представить ситуацию, при которой на завод помещают охрану для того, чтобы случайные прохожие не подлатали в соседнем здании ржавую двускатную крышу или не посадили вокруг забора цветы? Мне кажется, что разрушение является более выраженной потребностью человека, нежели созидание. Может, вопрос даже не в том, что человек делает – разрушает или создаёт, а во врождённом стремлении в преобразования мира, направленном на том, чтобы оставить что-то после себя – чтобы его существование имело хоть какой-то смысл? Чтобы убедить самого себя и остальных в том, что я, человек, есть. Кажется, что создание и разрушение – лишь две формы одного действия – превращения одного объекта в другой. Только первый направлен на систематизацию и упорядочивание природы, а второй – наоборот. Просто разрушать проще, чем создавать, поэтому большинство выбирает наиболее простой путь в своих устремлениях подтвердить значимость своего существования.
Послушав рассказ Владислава Викторовича о производственном здании, мы затем около часа ходили по смежным строениям. В ангаре, представляющем собой огромную металлическую коробку с двумя большими воротами, стояли два Урала, на которых возили руду во время работы завода, а сейчас на одном из них возили туда-сюда охранников, еду и топливо для генератора раз в две недели. В другом отдельно стоящем небольшом здании с выходящими из него трубами находился генератор и цистерна для дизеля, объёмом около трёх кубометров. Двухэтажное здание, находящееся ближе всего к въезду на территорию, представляло собой административный корпус, в котором находились раздевалки, душ, столовая и медпункт. Территория завода занимала более половины размера низины, на которой он находился, и она располагалась вдоль дороги, ведущей от шахты до основного шоссе: как оказалось, с другой стороны от въезда на территорию завода, если проехать дальше, метрах в ста пятидесяти отсюда сразу за перевалом находилась шахта, в которой, собственно, и добывали руду, которую затем обрабатывали в цеху.
– А мы посмотрим шахту? – с энтузиазмом спросил Лёша у Владислава Викторовича?
– Ну, если очень хотите, то давайте пройдёмся до неё. Хотя смотреть там особо нечего – самая обычная шахта!