Мы шли вверх по склону. Сотников — впереди, я — за ним. Ича, сосредоточенный и мрачный, шагал сзади. Нас уже предупредили, что если вздумаем прыгнуть, то сразу получим по мозгам.
— Двадцать патронов на магазин, — путая предлоги и падежи, объяснил Ича. — Пули спиленные. Мозги на деревьях висеть будут.
Я не знал, что такое спиленные пули, но догадался, что штука хреновая. Невольно посмотрел на дерево, мимо которого проходили. Это была дикая яблоня. Она только-только выпустила бутончики молодых светло-салатных листьев. Трава искрилась крупными каплями еще не высохшей росы, а над лугом струилось марево. Парила под ярким солнцем влажная весенняя земля, и от всей этой веселой картины становилось еще тоскливее. Сейчас приведут и затолкают в подвал, потом начнут допрашивать, наверное, бить, а через пару дней я окажусь в колонии. В лучшем случае. А в худшем — один Бог знает, что с нами будет. Тот, который отвернулся.
Вдруг докопаются, что Олег Сотников воевал в ОМОНе? Тогда и мне не поздоровится. Удивительно, почему я раньше этого не боялся. Наверное, не понимал. А сейчас сообразил и впервые пожалел, что захватил с собой Олега. Мне они ничего не сделают. Ну, изобьют, вернут в зону или даже продадут. Убивать-то не станут. А вместе с Сотниковым могут и прирезать. Убежал бы он, что ли…
— Слушай, браток, отпусти ты нас, — взмолился я. — Ну, зачем мы тебе нужны?
Ича шагал не спеша, разбрасывая в стороны короткие ноги в тяжелых армейских ботинках. Заграничная винтовка висела на правом плече, стволом вперед. Ответил через минуту, сделав знак, чтобы я шел, не останавливаясь.
— Проверим, старики решат… ходят всякие, документ нету, воруют… — Он нес что-то еще, а Сотников, обернувшись ко мне, бормотал сквозь зубы: «Говори, говори с ним…». Кисти его рук лихорадочно ворочались. Прикрываясь мной, он пытался ослабить, растянуть веревку. Бесполезно! Но я добросовестно отвлекал нашего конвоира.
— Мы не воруем. Работаем, дома строим. Где платят деньги, там и строим.
— Правильно, — кивал головой Ича. — Работать надо.
— А ты где так хорошо научился говорить по-русски? — спросил я.
— Ростов жил. Ваших девок трахал… Русские бабы — проститутки! Деньги плати, веди куда хочешь…
Бородатый сопляк Ича зря так оскорблял наших женщин. Олег, маленький, жилистый, с визгом летел на горца. Ича был вдвое шире Олега и наверняка сильнее физически. Но Сотников не зря служил в ОМОНе. С маху вцепившись в винтовку, он выдернул ее из рук Ичи. Бородач растерялся лишь на секунду и тут же бросился на Олега, который возился с затвором и никак не мог его передернуть.
— Отдай!
Возглас прозвучал почти по-детски. Отдай мою игрушку… Но дрался Ича совсем не по-детски. Лобастый, крепко сбитый горец одной рукой схватил винтовку за ствол, а второй ударил Олега в челюсть. Еще раз. Омоновец покачнулся, но винтовку из рук не выпустил. Я подбежал и ударил Ичу ногой в бок. Руки у меня были связаны за спиной, и удар получился слабый. Ича крутнулся, уходя от меня и подставляя Сотникова. Теперь он выкручивал винтовку обеими руками. Если выдернет — нам конец! Своим оружием горцы владеют отлично. Передернуть затвор или сбросить предохранитель для него секундное дело.
Олег вдруг выпустил винтовку. Ича, изо всех сил тянувший ее к себе, не удержал равновесия и повалился на спину. Сотников прыгнул и вцепился пальцами ему в горло. Ича, не бросая винтовки, попытался встать. Олег висел на нем, как клещ, продолжая душить. Бородач захрипел и, отбросив винтовку, попытался отодрать Сотникова. Я впервые видел драку, исход которой означал смерть. Ича, багровый от натуги, с выпученными глазами, бился всем телом и выдирал душившие его руки. Олега подбрасывало, как мячик. От натуги лопнули по шву штаны.
— Су-у-ука, — рычал Олег на одной ноте.
Я наконец сообразил, что надо помочь омоновцу, и, примерившись, пнул Ичу в голову. Олег сидел на бородаче, как наездник. Руки горца разжались. Стало страшно, на глазах у меня убивали человека.
— Олег, не надо!
— Су-у-ука…
— Ты его убьешь, хватит!
Сотников наконец разжал пальцы и встал. Его покачивало, как пьяного. Он пошарил по карманам, разыскивая табак, который кончился еще вчера. Потом сообразил, что я еще связан, и, выдернув из-за пояса Ичи нож, перерезал веревки.
— Сучата! Связать как следует не сумели.
Он обыскал карманы мертвого бородача. Запасной магазин к винтовке, зажигалка, начатая пачка «Примы», колода карт. Мы закурили. Ича лежал, разбросав руки. Глаза были открыты, нижняя челюсть отвисла, между зубами торчал язык.
— Хотел разбогатеть, паскуда, — Сотников кивнул на труп. — Отец, мол, обоих в Чечню продаст, машину новую купим. Ты им особенно понравился. Мужик, говорят, здоровый, за него хорошо заплатят. А перед продажей трахнем.
Я так и не понял, или Сотников надо мной зло подсмеивался, или говорил правду. Олег поднял винтовку, осмотрел ее и отщелкнул магазин.
— Бельгийская, системы «фал». У нее предохранитель слева, а я забыл… провозился. Ножны у этого урода отстегни.