Квинт Лициний 2

– Андрей, – папа зашел ко мне в комнату и озадачено помахал в воздухе почтовым конвертом, – ничего не пойму… Это, случайно, не тебе письмо? От… – он бросил преисполненный недоверием взгляд на обратный адрес и с отчетливым сомнением в голосе прочел, – от Канторовича?

– О! – обрадованно подскочил я на стуле, разворачиваясь, – давай!

– Понимаешь, – папа отдал письмо и присел рядом, на кровать, – я подумал, что это мне, просто имя с отчеством перепутали местами, и вскрыл.

– Да ничего страшного, – я великодушно отмахнулся и торопливо вытащил сложенный вчетверо лист.

– Письмо-то я прочел, – папа продолжал внимательно смотреть на меня.

Я с трудом оторвал взор от бумаги:

– Ругает за нахальство?

– Отнюдь, – усмехнулся папа, – и это удивительно. Ты что, в самом деле накопал новое?

Я потеребил кончик носа.

– Мне показалось, что да. Вот, послал на перепроверку.

– А чего сразу академику-то? Поближе никого не нашлось?

– Пап, это – его направление. А то, что я нарыл, растет именно из его статей.

– Это не важно, – качнул он головой, – так не делается. Надо было со мной посоветоваться, я б нашел для начала кого попроще для проверки.

– Ну, да что уж теперь… – я перестал сдерживать победную улыбку и покосился на лист.

– Да читай уж, я подожду, – понимающе усмехнулся отец.

Я развернул лист. На нем четким, почти каллиграфическим почерком было написано:

«Уважаемый Андрей Владимирович!

Я с большим интересом и удовольствием ознакомился с Вашей работой. Она, несомненно, заслуживает скорейшего опубликования в одном из центральных журналов. На мой взгляд, ее, после незначительной доработки под требования редакции, следует передать в „Функциональный анализ и его приложения“ (уверен, Израиль Моисеевич так же высоко оценит Ваш подход). Поскольку журнал, как Вы знаете, переводной, то этого будет достаточно для закрепления приоритета нашей советской школы – этот вопрос, безусловно, актуален применительно к Вашей статье. Второй вариант, более длительный в плане сроков опубликования статьи – это „Journal of Functional Analysis“. С удовольствием готов рекомендовать ее туда, если Вы решите пойти по этому пути.

Кроме того, было бы очень славно, если бы Вы смогли выступить с расширенным докладом на одном из наших семинаров в Москве. Для меня очевидно, хоть об этом прямо в статье и не говорится, что Вами намечена определенная программа исследований открывшегося направления – и тут явно есть что обсудить и о чем поспорить.

Я готов направить в Ваш институт письмо с просьбой откомандировать Вас на такое мероприятие в удобные для Вас сроки. В случае Вашего согласия напишите, кто Ваш научный руководитель.

Ну, и, конечно, с нетерпением ожидаю личного знакомства.

Леонид Канторович».

– И толстый, толстый слой шоколада… – пробормотал я довольно и свернул было письмо, но тут же опять раскрыл и принялся перечитывать, смакуя каждое слово. Улыбка на моем лице продолжала жить своей жизнью, то растягивая рот до ушей, то превращаясь в сардонический оскал.

– Ну, ты даешь! – папа с восхищением хлопнул себя по колену и с гордостью посмотрел на меня. – В пятнадцать-то лет! Я думал, что в пределах институтского курса уже все истоптано на сто раз. Да как в голову-то пришло?

– Представляешь, проглядели, – развел я в недоумении руками. – Нужен был взгляд дилетанта на заезженную тему. А так тут никакой особо высокой математики нет. Можно любому студенту с матмеха объяснить почти на пальцах.

– О-хо-хо… Дела… – протянул папа и поднялся на ноги. – Бери письмо, пойдем маму радовать. И, это… Ответ давай вместе писать будем.

Понедельник, 16 января 1978 года, день,

Ленинград, Красноармейская улица.