Квинт Лициний 2

– А это в честь чего вообще? – Софья демонстративно покачала тортиком.

– Пятница тринадцатое, – меланхолично пожал я плечами, распрямляясь, – порой в такие вечера творятся страшные злодейства и великие непотребства.

Она неожиданно зло прищурилась:

– Так, ребенок, может мне лучше прямо сейчас тебя за дверь выставить? С твоими подростковыми фантазиями?

Я неторопливо повесил куртку на гвоздь и обернулся, стараясь придать своему голосу убедительности и укоризны:

– Поразительно, как в такую очаровательную головку могут приходить столь похабные мысли? Да еще по столь незначительному поводу…

Софья побуравила меня взглядом исподлобья. Видимо, я прошел какую-то проверку, потому что спустя пару секунд она начала краснеть. Посторонилась и смущенно забормотала, глядя куда-то в пол:

– Проходи… Я сейчас чай… Только лук доварю, там уже почти готово.

– Лук? – заинтересовался я, – французской кухней балуешься?

Мы склонились над эмалированной кастрюлькой, что парила на электрической плитке.

– Вот, – подняла она крышку, показывая. Там в побулькивающей желтоватой жижице лоснилась мелко порубленная луковица.

– Ага, суп с плавленым сырком, – догадался я, принюхавшись, – лук, морковка, картошка и вареная колбаса?

– Здесь упрощенная рецептура, – покачала она головой и швыркнула с ложки, пробуя готовность, – только лук. Вряд ли ты настолько голоден… Ты как, вообще, меня нашел?

– Будешь смеяться, – я завертел головой, осматриваясь, – но прием «родственник из провинции» в твоей регистратуре сработал. Главное – пожалостливее шмыгать носом… Сколько тут у тебя, метров десять есть?

Высокий потолок был свежевыбелен, вдоль стены – одинарная панцирная кровать, прикрытая узорчатым покрывалом, на полу – тонкий матерчатый половик. В общем, было чисто и опрятно, даже несмотря на кривовато поклеенные обои. Да и сама Софья в легком домашнем халатике и теплых тапках на три размера больше выглядела неожиданно уютно.

– Девять, – она тоже заозиралась, – это еще ничего, за стенкой четыре с половиной, да на семейную пару с младенцем.

– Весело, – заметил я и прошел дальше, к столу. Обои над ним пестрели надерганными из журналов картинками, преимущественно с Мироновым, Тихоновым и Делоном.

– Крас-с-савчики… – протянул, разглядывая. Вышло неожиданно желчно.

– Ого, ревнуешь? – мурлыкнула она, расслышав интонацию. Губы ее изогнуло ехидцей.

– К бумажкам? – задрал одну бровь и смерил Софи высокомерным взглядом, а потом фыркнул, – глупости какие… – и неожиданно почувствовал, как заливает жаром щеки.

Да что за черт! Проклятый возраст…

– Мальчишка… – протянула она насмешливо, откровенно любуясь моими пылающими ушами.

– Ну да, не девчонка, – подтвердил я торопливо, – нормальная реакция. Согласись, было бы гораздо хуже, если бы я краснел, исподтишка любуясь товарищем по парте.

Софья опустила глаза и чему-то тихо улыбнулась. На обращенной ко мне щеке проявилась милая ямочка.

Заглянула в чайник:

– Есть водичка – не надо идти. Ладно, давай чай с тортиком пить, а супчик мой пусть настаивается на завтра. Или, даже, послезавтра, – и она попыталась разрезать столовым ножом бечеву на коробке.

– А нормальный нож в доме есть? – отодвинул я ее вбок. – Этим только головы мухам отпиливать…

Она побренчала чем-то в ящике стола, а потом извлекла на свет божий проржавевшую по краю железяку, наполовину обмотанную потертой темно-синей изолентой.

Я закатил глаза и с безнадежностью в голосе уточнил:

– Бруска точильного, конечно, нет? – а потом вернул должок за «мальчишку», снисходительно протянув, – у, женщина.

Справились в итоге. Я накромсал, иначе это не назовешь, торт, она заварила в литровой банке крепкого чаю, и мы бодро стартовали.

Первый кусок закончили ноздря в ноздрю, но на втором Софья решительно вырвалась вперед: я уже неторопливо ковырял чайной ложкой в жирном шоколадном креме, а она продолжала перемалывать безе с настойчивостью оголодавшей саранчи. Дальше я и вовсе паснул, осоловело откинувшись на спинку. Она же приступила к третьей порции, но тут завод кончился и у нее – смотреть на торт с вожделением во взоре еще могла, но есть – уже нет.

Я, расслабившись от сытости, беззастенчиво разглядывал девушку и делал то, чего обычно старался избегать: думал о себе.

Кто, в сущности, я есть? Что за странное создание из меня получилось: и не подросток с опытом взрослого, и не взрослый в теле подростка? Откуда это сочетание несочетаемого?

Неукротимость желаний, что заставляет делать глупость за глупостью и получать от этого болезненно-сладкую радость – да вот хоть прямо сейчас. И, рядом с этим, вроде бы взрослое стремление взять на себя ответственность за кого-то еще, прикрыть, приписать за собой – не за красивые глаза и не в надежде на тварное тепло, а просто так, для себя, для души…

Химера, как есть, настоящая темпоральная химера…

«Его превосходительство зовет ее своей, и даже покровительство оказывает ей» – выстучал я пальцами мелодию из водевиля.

Софья тем временем доклевывала крошки безе со дна коробки:

– Как семечки, – призналась, смущенно улыбнувшись, – не могу остановиться.